Но делать было нечего, он принял милостыню и, потешив щедрого пана рассказом подробностей своего горемычного житья, вышел со двора довольный, счастливый.
"Нужно посмотреть на эту хату за околицей, о ней, кажется, уже мне люди говорили, — думал пан, — да, любопытно, очень любопытно… Счастливы эти люди! Как им хочется жить, как мало им надо!"
Настроив мысли на прежний лад, пан снова начал зевать, а между тем Тумр бежал к избенке порадовать жену. Сумма в самом деле была достаточна для того, чтоб выстроить кузницу и купить необходимые орудия, но приниматься за работу было поздно.
Мотруна, завидев мужа, вышла к нему навстречу. Увидев деньги, она обрадовалась и изумилась.
— Что мы теперь станем делать? — спросила Мотруна.
— Кузницу выстрою, надо ждать до весны, теперь немного сделаешь, а денег трогать не будем… На хлеб пойду опять работать. Помаемся зиму, а там все пойдет хорошо.
— А может быть, этих денег и на хлеб, и на кузницу хватит? — нерешительно заметила Мотруна.
Цыган в ответ покачал головой.
— Нет, голубушка, о том нечего и думать, — сказал он после минуты раздумья. — Деньги, как вода, уходят… Эти истратим, других не найдем… Закопаем вот здесь, в уголок, пусть ждут до весны.
— Пусть ждут, весна недалеко.
— Теперь легче будет ждать, посмотрим, что скажут в селе, как тут, на горе застучит мой молот?..
Медленно протащилась зима со своими вьюгами, морозами, оттепелями, а в хате за околицей ничто не изменилось. Янко привык служить жене цыгана и привязался к этому скаредному жилищу нищеты, потому что здесь только говорили с ним как с человеком, любили его как брата. Предусмотрительный Янко сплел корзинку для люльки и во избежание дурных предзнаменований повесил ее под крышей.
Тумр постоянно ходил в Рудню, его услугами там пользовались с тем большей охотой, что он мастер своего дела и усердно работал за самую ничтожную плату. Жители Рудни не раз смеялись над ставичанами, имевшими у себя дома отличного кузнеца и ходившими за несколько верст точить топоры. Случалось, что ставичане приходили и в Рудню к кузнецу, Тумр работал для них так же, как и для других, но ни разу не обменялся с ними ни полсловом.
Только что начала показываться зелень, Тумр нанял работника и принялся за постройку кузницы, он рассчитывал, что рабочее время принудит упрямых ставичан обратиться к нему. На деньги, зарытые в углу избы, едва-едва можно было приобрести кузнечный инструмент, необходимый для выполнения неприхотливых сельских заказов.
Печник, ставивший горн из купленного кирпича, и сапожник, тачавший мехи, совершенно истощили карман цыгана: но зато кузница была почти готова.
К несчастью, прежде чем все было готово, время посева ушло, а у Тумра еще не было ни клещей, ни молота, ни угля. Бедняга стал рассчитывать на починку серпов, кос и плугов. Иногда казалось ему, что все готово, но каждый день доказывал ему, что много еще не достает, и цыган с новою ревностью принимался за работу.
Весна была уже на исходе, когда Тумр, вечером возвратившись в избу, воскликнул:
— Ну, слава Богу, кузница кончена! Надевай фартук и работай!
Вслед за ним вбежал в избу запыхавшийся Янко.
— Ха, ха, ха! Новость! Новость!
— Что с тобой, Янко? Какая новость? — улыбаясь, спросила Мотруна.
— Возвращаюсь из леса, — залепетал Янко, — вижу — шайка цыган… вон тут на лугу, недалеко, будут ночевать.
Тумр вздрогнул всем телом и пробормотал что-то невнятно, Мотруна, инстинктивно испугавшись, заломила руки.
— Зачем же они пришли сюда? — произнесла она. — Зачем?
Сердце несчастной сильно забилось, почуяв невзгоду. |