Цветы боязливо высовывали из мрака свои разноцветные головки и освежались прохладной росою. Торжественная тишина прерывалась песнью ранних птиц и криком воронов.

Тумр шел, спотыкаясь, прохлада утра не поднимала его ослабевших век. Наконец он увидел серые кресты, сухие вербы, желтую могилу Лепюка и низенькую трубу своей избенки.

Он бессознательно прибавил шагу.

— Что делает Мотруна? — подумал он. — Видела она, как я ушел из избы? Эх, жаль ее, жаль! Зачем же полюбила цыгана?

Дрожа всем телом, цыган миновал кладбище. На пороге не было Мотруны, и он смелее приблизился к двери. Он готов был перешагнуть через порог, когда из хаты послышался голос, чуждый для уха цыгана. Этот голос сказал ему, что он… отец.

Переступив через порог, он увидел жену, которая, лежа на полу, прижимала к груди ребенка, забыв свои страдания.

На пороге сидел Янко, он пропустил Тумра, дозволил ему подойти к жене, нагнуться к ее жалкой постели. Но когда Тумр через минуту бросился вон из избы, чтоб вздохнуть свободней, карлик явился перед ним с выражением гнева и угроз.

— Что с тобой, Янко? — спросил цыган, вытирая оборванным рукавом лицо, облитое холодным потом.

— Что с тобой, проклятый цыган! — воскликнул карлик, сжимая кулак. — Где ты таскался сегодня? А! Жена тут стонет, а он к цыганам побрел!..

— Я не знаю, что со мною делалось.

— А я знаю, — произнес Янко, — дьявол тебя попутал — ты ходил к ведьмам плясать.

— Брани меня, — сказал Тумр, — но Мотруна тебе скажет, по своей ли воле я пошел, виноват ли я?

Дурачок сурово посмотрел на Тумра.

— Эй, берегись, поганое отродье! — сказал он. — Хоть я и мал и горбат, а убью тебя, как собаку, если не будешь беречь жены и дитяти!

Тумр презрительно улыбнулся.

— Янко, тебе не след грозиться.

Но Янко не слышал слов Тумра, он опрометью бросился в село, а цыган, оставшись один, поглядел ему вслед и воротился в избу. Сердце его сжалось при виде любимой женщины, распростертой беспомощно, мертвая бледность покрыла ее лицо, крупные капли пота выступили на лбу, цыган бросился на колени перед ней, в эту минуту он почувствовал себя виновным, хотя и не знал, что. вовлекло его в преступление.

— Я не хотел уйти от тебя, — повторял цыган, — я не знал что делал!..

— Тебя увела колдунья, — слабым голосом произнесла Мотруна, — ты спал, потом вдруг вскочил и убежал, я хотела было идти за тобой и упала на пороге… Не знаю, что со мной делалось и когда Бог дал мне дитя. Открывши глаза, я увидела Янко, он перенес меня на постель…

Тумр взглянул на плачущего младенца, и умственному взору его представился целый ряд новых обязанностей. Вдвоем кое-как еще перебивались, втроем — придется умирать. Больная нуждалась в помощи и в питательной пище, дитя в пеленках, а в избе не было и куска хлеба! Если бы Тумр опять пошел зарабатывать, жена осталась бы без всякого пособия. У цыгана затрещала голова.

— Что делать? — воскликнул несчастный отец. — Не на кого нам надеяться, не от кого ждать помощи! Я позову Ягу, она нам поможет.

При этих словах Мотруна схватила ребенка и крепко прижала к груди.

— Цыганку! — закричала она. — Не нужно! Не нужно! Она, пожалуй, отравит меня и дитя украдет.

Тумр пожал плечами.

— Да ты сама жена цыгана.

— Да, да! Но я боюсь их. Пожалей меня.

— Сама пожалей себя, — умоляющим голосом произнес цыган, — придется умирать без чужой помощи.

— А Янко?

— Тебе нужна женщина.