День заглянул в избу сквозь закоптевшие окна, девушка открыла глаза и посмотрела на мать, по-прежнему лежала она неподвижная, бледная, желтая… Пуще прежнего удивилась девушка, подошла к спящей, начала всматриваться, вслушиваться, но не заметила ни малейшего движения, ни следа дыхания.

— Удивительный сон выдался, — подумала она, — не дохнет, не шевельнется!

И слегка прикоснулась к руке матери и сильно задумалась, рука была холодная. Но мысль о смерти и на этот раз не пришла ей в голову, бесчувственность матери дочь приписала болезни.

День прошел так же, как вчерашний. Маруся начала беспокоиться: она то выходила на двор, то снова возвращалась в избу, подходила к кровати, прислушивалась, кашляла, стучала горшками, ковшом, а мать все лежала в одном положении.

Целую ночь не спала девушка, каждую минуту ожидая, что мать проснется. Но вот и день настал, а Мотруна не двигалась.

— Не разбудить ли ее? — подумала Маруся. — Два дня и две ночи спит. Это уж слишком много!

С этой мыслью она бросилась к матери, схватила ее за тяжелую, оледеневшую руку и испугалась. В страхе она начала дергать, шевелить мать — напрасно.

— Сходить к Солодухе, — подумала Маруся, — она знахарка, мамонька, бывало, как заболит что-нибудь, к ней все ходила, ну, вестимо, знахарка должна знать, как снять такой крепкий сон. Да, да, приставлю к огню горшок и побегу…

Спустя минуту, Маша бежала к Солодухе. Ратая не было дома, он отправился на ярмарку, Солодуха суетилась около печки, когда Маша вошла к ней в избу. Старуха с любопытством поглядела ей в глаза.

— Что скажешь, голубушка?

— Ох, бабушка, — быстро произнесла девушка, — мамонька моя больна.

— Что с ней? — качая головой, спросила Солодуха.

— Да Бог ее знает! Все спит, бабушка… Как пришла от тебя, да легла, так до сих пор и не шевелилась — все спит, и такое холодное у нее тело, так побледнела, что и сказать нельзя! Не дышит даже!..

Знахарка всплеснула руками.

— Что ты говоришь? — произнесла она и пристально посмотрела в глаза девушке.

Маша, испуганная выражением лица Солодухи, в свою очередь, так же пристально посмотрела на старуху влажными глазами.

— Спит, спит, — сказала она, понизив голос, — я старалась разбудить ее, да никак не могла, и такая холодная…

— Христос с тобой! — перебила старуха. — Она, верно, умерла!

Маша хорошо не поняла этих слов, но они, как раскат дальнего грома, отозвались в ее ушах, задумалась на минуту сиротка и вдруг произнесла:

— Ах, она спит только! Бабушка! Ты знаешь много разных лекарств, дай ей какого-нибудь, чтобы проснулась.

Старуха опустила голову, наморщила брови и, ничего не отвечая, надела тулуп.

— Пойдем, — сказала она, заливая огонь, — посмотрим, что с ней делается.

Заперши избу деревянным ключом, она медленно поплелась по направлению к кладбищу. Девушка не могла следовать за ней, ленивые шаги старухи представлялись ей чересчур медленными, а она готова была бежать.

Но вот кое-как спутницы добрели до горы. Солодуха насилу взобралась, отдохнув несколько раз, она дотащилась наконец до избы и села на пороге. Маруся между тем вбежала в избу и посмотрела на постель: на лице матери показались пятна, и оно так исказилось, что мысль о смерти сжала сердце дитяти.

Вошла и Солодуха, взглянула на вытянувшееся тело Мотруны и с ужасом подняла руки.

— Да подойди, бабушка, поближе.

— Зачем? — произнесла знахарка. — Она умерла, она давно умерла.

Маруся так и покатилась на пол.