Добыв этот проклятый клад, она должна была получить полную свободу. И тогда… Что тогда? Ее сердце ответило неровным стуком. Может быть, она навсегда покинет лабиринт смерти и научится любить и желать. Может быть, она вернется к Глебу и будет рядом с ним всегда… никогда…

Прошло несколько часов, в лесу стемнело. Сжавшись в комок, Виктория берегла последние остатки тепла. Ей чудились мягкие шаги и чье-то едва слышное дыханье. Должно быть, вокруг ямы бродили звери, принюхивались и бесшумно уходили прочь. В яму заглянула полная луна.

Внезапно мертвенный лунный свет погас, кто-то быстро заглянул в яму, щелкнул, точно ударил кресалом, и бросил в яму кусок горящего мха. Виктория подняла глаза и зажмурилась: ей показалось, что сверху на нее смотрит ангел из ее девчоночьих снов, так совершенно было молодое лицо, подсвеченное игрой пламени.

Послышался треск и стук сухого дерева. Сверху в яму спустилась лестница из тонких еловых стволов, крепко связанных лыком. Виктория подползла и вцепилась в перекладину, тот, кто был на краю ямы, легко поднял ее вместе с лестницей. Едва встав на ноги, Виктория шатнулась и вцепилась в одежду своего спасителя. Лесной богатырь забросил за плечо ее карабин и рюкзак, подхватил ее на руки и зашагал куда-то широким, сильным шагом. Вскоре показалось зимовье. Внутри было темно и жарко натоплено. Отшельник засветил лучину.

На печи, сложенной из обмазанных камней, в глиняном горшке благоухало варево. Словно прочитав ее мысли, хозяин избушки протянул девушке деревянную лопатку. В горшке оказалась пресная похлебка из необмолоченных зерен и дикой моркови, приправленная лесными орехами.

– Спасибо, – девушка робко коснулась его руки, – Меня зовут Виктория, а тебя?

Парень неуверенно пожал ее руку.

– Это даже хорошо, что молчишь. Послушай, здесь можно достать воды?

Отшельник кивнул, он уже разгадал желание золотоволосой. Он и сам любил плескаться за порогом избушки. У крыльца стояла алюминиевая бочка, кем-то забытая в горах. Он зачерпнул воды из ручья, поставил бочку на очаг.

Виктория даже захлопала в ладоши и сразу же спрятала в ладони смущенное лицо. Вскоре от воды пошел пар, и Отшельник вынес бочку на крыльцо.

– Не смотри, – улыбаясь, попросила Виктория.

Но Отшельник впервые не понял ее. Он видел, что его нечаянная гостья совсем не против того, чтобы он смотрел. Пожав плечами, Виктория стянула камуфляж и, не глядя на Отшельника, плеснула на грудь ковшик горячей воды. Дымящиеся струи тонкими ручьями вились по телу. Ее кожа искрилась в лунном свете, и теплый пар волновался вокруг нее, как прозрачное облако.

Отшельник глухо вскрикнул. Виктория обернулась, и никого не увидела: только треск веток в чаще, словно уходил напролом раненый, внезапно ослепший зверь. Не умея плакать, он только глухо стонал.

Отшельник вернулся в избушку далеко за полночь. Виктория спала, завернувшись в пушистую шкуру. От ее солнечных волос, от белых обнаженных плеч и шеи струился аромат дикого меда. В эту ночь Отшельник не спал. Он до утра караулил горящий очаг, изредка оглядываясь на спящую девушку и слушая ее затаенное дыхание.

Бой с тенью

– Я тебя не предам.

Вам к лицу камуфляж,

Словно ночь городам.

Глеб не помнил, сколько дней пролежал, не прикасаясь к воде и пище. Зимний свет робко заглядывал в избушку и тут же пугливо таял, скукоживался среди наползающих теней. Рана гнала жар по телу. Боль заглушала жажду погони. Глеб тупо разглядывал стены, ржавые капканы, сеть на косуль. В окно влетал ворон с зубастым клювом, садился на бедро и копошился клювом в ране. От боли Глеб терял сознание, и там, куда уносилось его свободное, бестелесное существо, не было ни врагов, ни друзей, ни боли, ни жалости, ни абсолютного света, ни беспросветной тьмы, только бесконечный путь по мирам, сквозь пестрый рой образов и маскарад личин.