Цветов под фотографией было много: ромашки и пышные садовые колокольчики, но были и алые розы от руководства музея.

Но, пожалуй, самым странным и таинственным во всей этой истории остался заговор молчания вокруг этих смертей. Несмотря на простенький мотив, результаты следствия не оглашались. Свора газетчиков, как по команде, поджала хвосты. Прискорбный случай был прочно замят, во многом благодаря Сусанне Самуиловне и ее московским связям.

Мать зверей

Черную Мати, косматые ноги.

Все дальше на север, на тонкий свет Полярной звезды плыла ладья Пребраны. Волны гнали ладью на стрежень, и чудился девушке подводный хохот, и колыхалась в глубинах зеленая борода водяного деда. Поклонилась Пребрана хозяину глубины ржаной ковригой и оставила ковригу для Стрибога. Стих ветер, и обмелела река, и наутро взошли посреди стремнины песчаные отмели. Толкаясь веслом, огибала Пребрана валуны и коряги, так и доплыла до озера Нево. Ночь дохнула холодом, и схватилась вода у берега крепким льдом, а к утру все озеро встало под лед. Тогда оставила Пребрана ладью и пошла по льду. Далеко внизу, как под прозрачным щитом, лежали разбитые остовы драккаров, кости и ржавое оружие.

Днем шла она по солнцу, ночью – по звездам. Но грозно нахмурилось небо, из косматых туч упали снежные вихри, и к утру замело лед выше колена. Потеряла Пребрана небесную стезю и сошла на берег. Вокруг глухо шумел еловый бор без тропок и пристанищ. Изглодала девица весь хлеб, запасенный Чурилой, и стала искать под снегом ягоды. Увязался за Пребраной медведь-шатун, Велесов Зверь. В тех местах, где садилась она под ель или корягу, косолапый разгребал и жадно ел снег и вновь ломился сквозь чащу на приманчивый запах. Откуда-то тонко и остро потянуло березовым дымком. Решила Пребрана, что близок погост или охотничье зимовье, и побежала на дым. Медведь не отстает, морду к земле нагнул, вот-вот нагонит. Выбежала Пребрана на лесную поляну-елань. Вокруг поляны нагорожен тын из кольев. На каждом коле – истлевший медвежий череп. Посреди прогалины высокий снежный курган и курится из-под земли дымок, а вокруг на склонах медвежьих следов понатоптано видимо-невидимо, и все ведут в натертый звериный лаз под курганом. В нору протиснуться можно было только на четвереньках, и перед самой медвежьей пастью метнулась Пребрана в нору, и сразу стихло все, точно и не было медведя, только бор шумит: У-у-у… У-у-у…

Ползком пробралась Пребрана в глубину, навстречу жаркому дыханью и очутилась в избушке-землянке. В темноте ало светилось жерло печи, на земляном полу разглядела она лапти из медвежьей шкуры с когтями и лыковой тесемкой-привязкой. Поднялась Пребрана на ноги, макушкой в потолок уперлась и поздоровалась тихо:

– Будьте здравы, хозяева!

В ответ на печи словно ком земли зашевелился, и встал в потемках ни зверь, ни человек.

– Мать Тревелика, повернись ко мне ликом, – прошептала Пребрана заветное слово, что незнамо откуда в память вошло. Может быть, со слов старца, а может, еще раньше.

– Откуда Слово знаешь? – дохнуло с печи.

– Бор нашумел… – пролепетала Пребрана.

– Добро… Куда идешь?

– За Огнем Неугасимым…

Слезла с печи древняя старуха – седые волосы, как белый олений мох, руки как корневища, титьки до колен. Нос к подбородку загнут, – точь-в-точь старая Макошь. На поясе у старухи болтался меховой передник на травяной опояске, и догадалась Пребрана, что перед нею Лесная Баба, Мать Зверей, жрица забытых Богов.

Долго разглядывала старуха пояс Пребраны, переминала узлы заскорузлыми пальцами, губами шевелила, и тут увидела заткнутый за пояс топорик.

– Славная вещь, – сказала она. – Верно служила она нашему роду.

– Расскажи, матушка, – попросила Пребрана.