Но сейчас, очевидно, смысл был в другом. Он широко и обезоруживающе, как хорошо умел, улыбнулся, встал и хлопнул Вадима по плечу.
– Ладно, брат. Извини. Признать годным! Наливай, как ничего и не было.
Еще раз хмыкнув, Ляхов налил. Ничего более не спрашивая, с непроницаемым лицом.
– Ты обижаться не должен. Да и не будешь, я тебя знаю. И я извиняться не буду, потому как служба такая. А объяснить – объясню. Ты, между
прочим, за последнее время очень усовершенствовался. Держался прямо великолепно. Но, – чокнувшись с Вадимом и выпив коньяк, Чекменев
назидательно поднял палец, – немного все же переигрываешь.
Слишком уж нарочито-независимо держался. Как будто заведомо знал, что все это – не всерьез. Лучше б было слегка истерики подпустить,
нервности этакой, мол, мы, фронтовики, кровь проливали, царю и отечеству не за страх, а за совесть служим, а вы тут, тыловые крысы, дела
нам шьете…Ты же и вправду столько всего пережил, черт знает куда лазил и живой вернулся, а тут такое… Надо, надо было слегка сорваться…
– Спасибо за совет, господин режиссер. Только я, как говорил Станиславский, «зерно образа» иначе вижу. Я, к вашему сведению, другого амплуа
актер. И чем ситуация острее, тем больше наливаюсь ледяным спокойствием и хорошо контролируемой яростью. Как японский самурай. И жду
первого же удобного случая, чтобы, вежливо кланяясь и почтительно шипя сквозь зубы, вцепиться противнику в глотку, вырвать печень… Ну и так
далее.
В схеме того же образа, если б разговор в начатом ключе еще чуток продлился, я бы так и сделал. Тебе засветил вот этой бутылкой между глаз,
вытащил из кобуры твой пистолет, приставил к виску и угрожал бы шлепнуть, если в ближайшие полчаса здесь не появится Генеральный прокурор,
дежурный генерал при особе Его Величества (начальник, по службе, над всеми адъютантами, в т. ч. и «флигель»), ну и от штаба Гвардии,
Академии и Думы Георгиевских кавалеров. Вот перед таким синклитом и пистолетом у виска ты бы и продолжил свои обвинения…
Ляхов откровенно веселился, глядя на лицо Чекменева.
– Так бы и сделал? – поразился тот. И, похоже, совершенно искренне.
– Только так и не иначе. Оставаясь в образе, повторяю. На самом деле, конечно, я сразу понял, что ты блефуешь, вот и решил немного
погодить. Практически же – проблем ноль…
И в ту же секунду почти неуловимым движением, без замаха бросил вперед руку, в которой уже была зажата наполовину пустая бутылка, остановил
ее донышко в двух вершках от головы генерала. Коньяк плеснул на край столика и брюки Чекменева.
– Убедительно?
– Более чем, – Чекменев стряхнул капли с нежно-голубого габардина. – Не знал за тобой таких способностей…
– Плохо анкеты читал. Я все же фехтовальщик довольно приличного класса.
– Принимается. На эту сторону твоей биографии внимания не обратил. В твоем личном деле действительно отмечено?
– Понятия не имею. Где-нибудь наверняка, раз я неоднократно соревнования выигрывал и призы брал…
– Ладно, сейчас уже не принципиально. Пожалуй, я действительно немного переусердствовал. С тобой можно было и иначе. И все же, все же… За
исключением мелочей, все идет так, как надо. Видишь ли, материалов, чтобы заподозрить тебя в двойной игре, накопилось вполне достаточно. Я,
положим, в твою измену не верю, но очень и очень многие поверили бы, причем – с удовольствием. |