|
Поскольку в план психологической обработки он не входил. Но тогда зачем было вообще загружать холодильник? Отделенная от гостиной коридором и прихожей входная дверь бесшумно отворилась. Если бы Вадим в это время не смотрел именно в ту сторону, он бы ничего не услышал и был поражен внезапным появлением на пороге друга-генерала. Несмотря на то, что тот был в полной форме, да и Ляхов тоже, встать при появлении старшего начальника, более того – человека, от которого целиком зависела его судьба, Вадим не затруднился. Тоже, в принципе, по уставу и по правилам света. Если это просто гостиница, так зашедший в нерабочее время, тем более без приглашения, знакомый генерал начальством считаться не может. Гость и гость. А я – хозяин. Если это все же тюрьма, так тем более. Только совсем перепуганные и забитые арестанты вскакивают при появлении тюремщиков. Уважающие себя лежат на шконках, демонстративно смотрят в другую сторону до тех пор, пока не прозвучат «артикулом предусмотренные» слова. «Встать, руки за голову», «проверка», «кто тут на букву Лэ?», «на выход, с вещами». Или – «без вещей». Во всех других случаях тюремщики и заключенные друг для друга как бы не существуют. – Что же ты так ко мне нелюбезно относишься, Вадим Петрович? – спросил Чекменев, проходя в комнату. Без задержки, с явным облегчением снял ремень с пистолетной кобурой, бросил его на угловой диванчик, расстегнул крючки на воротнике кителя. – И мне налей, выпьем за встречу и поговорим… Ляхов единым глотком опрокинул в рот рюмку, не глядя на Чекменева, поджег папиросу, выпустил дым в противоположный угол комнаты и лишь после этого ответил, морщась от попавшего в угол левого глаза дыма: – Пей, если хочется. А я тебе не лакей. У нищих слуг нет… – Грубишь, Вадим Петрович. Возможно, несколько опрометчиво. Сказано же: «Не плюй в колодец». Вот, допустим, все у нас, дай бог, утрясется, а от неуважительного обращения осадок останется. – А уж какой у меня останется, – не дал себя увлечь миролюбиво-увещевающим тоном Ляхов. – Я, так сказать, вернулся с очередного опасного задания, а меня, ни о чем не спрашивая, за воротник и в кутузку. Ну раз так, господин Чекменев, давай по всем правилам. Предъявляйте обвинение, да не лично, поскольку прав вы никаких на это не имеете, а через прокурора Московского гарнизона или прямо через главного военного. Разъяснение моего юридического статуса под роспись, сообщение, в чем и кем я подозреваюсь, статьи Уложения о наказаниях, по которым привлекаюсь. Затем – допросы по всей форме, очные ставки со свидетелями обвинения, адвокат тоже потребуется, потом постановление о завершении следствия, обвинительное заключение на ознакомление, постановление о предании суду, военному или иному по принадлежности. Да, чуть не забыл – обязательно согласие на арест моего прямого и непосредственного начальника. Кого в данном случае таковым считать, пусть прокурор решает. Ну а когда все эти процедуры будут соблюдены – тогда можно и на суд. Вот примерно так, ваше превосходительство… Чекменев внимательно слушал, слегка склонив голову к левому погону. – Так-так. Процедура – это дело святое, разумеется. Рассчитываешь, с соблюдением всех формальностей любое дело против тебя непременно рассыплется… – А также получит приличный общественный резонанс. |
