..
Агриппина не захотела уйти с другими, уж его-то она не бросила в той
степи, ночью... Жалко, что там с той поры не валяются белые косточки
Агриппины...
- Ты что спать не ложишься, Гапа?
Иван Гора заслонился ладонью от свечи и всмотрелся, - у Агриппины текли
слезы из зажмуренных глаз, часто капали с длинных ресниц, черные брови
высоко были подняты... Он собрал в полевую сумку листочки, подошел к
Агриппине и присел на корточки перед ней.
- Ты чего, глупая... Устала, что ли?
- Жги, жги ему грудь, учи его, учи про белые косточки...
- Гапа, чего ты несешь?
Она ответила девчоночьим отчаянным голосом:
- На втором месяце я... Не видишь ты ничего... Знаешь одно - Анисья,
Анисья...
Иван Гора тут же и сел у ног Агриппины. Рот у него самостоятельно
раздвинулся, как у глупого...
- Гапа, а ты не врешь? Гапа, счастье какое, - неужто беременна? Милая
ты моя, желанная, Гапушка...
И когда он так сказал, она - уже низким, бабьим голосом:
- Да ну тебя, уйди с глаз долой...
Потянулась к нему, обняла и припала, все еще всхлипывая, с каждым разом
короче и слабее...
Третий разгром атамана Краснова под Царицыном вызвал оживление всего
Южного фронта, нависшего тремя армиями - Восьмой, Девятой и Тринадцатой -
над Доном и Донбассом. Враждовавшее казачество, казалось, готово было
махнуть рукой на вражду, повесить седла в сарай, - пускай их пачкают
голуби, - завернуть в сальные тряпочки винтовки, зарыть поглубже в землю.
Какой черт выдумал, что под большевиками нельзя жить! Земля никуда не
делась, вон она дымится на оголенных буграх под весенним солнцем, и руки
при себе, и кони просятся в хомут, волы - в ярмо...
Главком из Серпухова торопил с наступлением. Первоначальный порочный
план главкома несколько менялся. Армии перестраивались на ходу: вместо
движения по Дону, на юго-восток, красным армиям в распутицу и бездорожье,
приходилось поворачиваться на юго-запад, на Донец. Но делать это было уже
поздно: столбовая дорога революции - пролетарский Донбасс - была закрыта
крепко: за эти два месяца топтанья на месте дивизия Май-Маевского,
ворвавшаяся в Донбасс, пополнилась сильными добровольческими частями,
снятыми с Северного Кавказа после того, как там, в астраханских песках,
была рассеяна Одиннадцатая красная армия. На первом берегу Донца стояло
теперь пятьдесят тысяч отборных белых войск под командой Май-Маевского,
Покровского и Шкуро.
Весна началась дружно. Под косматым солнцем разом тронулись снега,
налились синей водой степные овраги, вздулся Донец, невиданно разлились
поймы. Так как железнодорожные линии в этих местах шли по меридианам,
перегруппировку приходилось производить грунтом, по бездорожью. Армейские
обозы вязли в непролазной грязи, отрываясь от своих частей. Все это
тормозило и замедляло перегруппировку. Переправы через широко разлившийся
Донец были заняты белыми. |