Изменить размер шрифта - +

   Один за другим к пристаням подчаливали ободранные и грязные пароходы, с
них  неслись  бредовые  крики.  Палубы  были   переполнены   беженцами   и
красноармейцами, - живыми среди трупов и стонущих, бормочущих, беснующихся
в бреду сыпнотифозных. Десятки пароходов и буксиров, дожидаясь разгрузки и
погрузки, терлись бортами о борта, гудели сипло. Все они прибыли снизу, из
Астрахани и Черного Яра.
   Осыпанные известью санитары бежали  на  палубы,  шагали  через  лежащих
больных, отбирали трупы и сбрасывали их на берег, чтобы очистить место для
живых. Порошили известь и лили карболку. Был приказ - складывать трупы  на
берегу в лимонадные и квасные киоски. От жары трупы  начали  вздуваться  и
распирали эти легко сколоченные  балаганы.  Тяжелый  смрад  в  особенности
торопил людей покинуть царицынский берег. Над городом  проплыли  -  тенями
сквозь пыльное марево - врангелевские самолеты. Они сбросили бомбы в реку.
   Люди прорывали  заставы  у  пристаней,  -  цепляясь  мешками  за  штыки
красноармейцев, кидались на палубы. С треском туда же летели ящики, мешки.
Пароход оседал так, что вода подходила к бортам.
   В этой толчее, на берегу у  самых  сходен,  стояла  телега,  в  которой
лежали Анисья и Даша.  Привез  их  с  фронта  Кузьма  Кузьмич  -  согласно
жесткому приказу командира полка: хоть самому сдохнуть,  но  обеих  женщин
эвакуировать не по  железной  дороге,  но  непременно  пароходом.  Телегин
сказал ему:
   -  Товарищ  Нефедов,  вы  никогда  не  выполняли  более  ответственного
поручения. Вы их высадите и устроите там, где это будет возможно. Воруйте,
убивайте, но вы должны их хорошо кормить... Отвечаете за их жизнь...
   Кое-как прикрытые тряпьем,  они  лежали  в  сене  на  телеге,  как  два
обтянутых кожей скелета. Анисья была уже в сознании, но слаба так, что  не
могла сама открыть рта. Кузьме Кузьмичу приходилось пальцем раздвигать  ей
зубы, чтобы дать попить из бутылки теплой воды. Даша, захворавшая сыпняком
позже Анисьи, была  в  бреду  и  не  переставая  что-то  бормотала  тихим,
сердитым голосом.
   Кузьма Кузьмич пропустил уже много пароходов. Со слезами  он  умолял  и
прибегал ко всяким хитростям, прося людей помочь ему перетащить женщин  на
палубу, - в такой суровой  обстановке  его  и  не  слушали.  Прислонясь  к
телеге, он глядел воспаленными глазами на этот  мираж,  -  на  красноватые
сквозь пыль отблески солнца на теплой душной реке и ревущие  в  нетерпении
пароходы, набитые трупами. Снова послышался грозный рев моторов,  -  бомбы
на этот раз взметнули  землю  где-то  неподалеку,  и  пылью  застлало  всю
набережную.  Много  людей  кинулось  в  Волгу  и  поплыло  к   подходящему
теплоходу, крича: "Кидайте концы..." Но концов им не кинули, и  долго  еще
около его бортов крутились головы, как черные арбузы.
   Теперь остался едва ли не последний пароход - желтый, низенький  буксир
с огромными измятыми кожухами колес. Он подваливал  не  к  конторке,  а  -
около нее - прямо к мосткам, где не было людей.
Быстрый переход