Один за другим к пристаням подчаливали ободранные и грязные пароходы, с
них неслись бредовые крики. Палубы были переполнены беженцами и
красноармейцами, - живыми среди трупов и стонущих, бормочущих, беснующихся
в бреду сыпнотифозных. Десятки пароходов и буксиров, дожидаясь разгрузки и
погрузки, терлись бортами о борта, гудели сипло. Все они прибыли снизу, из
Астрахани и Черного Яра.
Осыпанные известью санитары бежали на палубы, шагали через лежащих
больных, отбирали трупы и сбрасывали их на берег, чтобы очистить место для
живых. Порошили известь и лили карболку. Был приказ - складывать трупы на
берегу в лимонадные и квасные киоски. От жары трупы начали вздуваться и
распирали эти легко сколоченные балаганы. Тяжелый смрад в особенности
торопил людей покинуть царицынский берег. Над городом проплыли - тенями
сквозь пыльное марево - врангелевские самолеты. Они сбросили бомбы в реку.
Люди прорывали заставы у пристаней, - цепляясь мешками за штыки
красноармейцев, кидались на палубы. С треском туда же летели ящики, мешки.
Пароход оседал так, что вода подходила к бортам.
В этой толчее, на берегу у самых сходен, стояла телега, в которой
лежали Анисья и Даша. Привез их с фронта Кузьма Кузьмич - согласно
жесткому приказу командира полка: хоть самому сдохнуть, но обеих женщин
эвакуировать не по железной дороге, но непременно пароходом. Телегин
сказал ему:
- Товарищ Нефедов, вы никогда не выполняли более ответственного
поручения. Вы их высадите и устроите там, где это будет возможно. Воруйте,
убивайте, но вы должны их хорошо кормить... Отвечаете за их жизнь...
Кое-как прикрытые тряпьем, они лежали в сене на телеге, как два
обтянутых кожей скелета. Анисья была уже в сознании, но слаба так, что не
могла сама открыть рта. Кузьме Кузьмичу приходилось пальцем раздвигать ей
зубы, чтобы дать попить из бутылки теплой воды. Даша, захворавшая сыпняком
позже Анисьи, была в бреду и не переставая что-то бормотала тихим,
сердитым голосом.
Кузьма Кузьмич пропустил уже много пароходов. Со слезами он умолял и
прибегал ко всяким хитростям, прося людей помочь ему перетащить женщин на
палубу, - в такой суровой обстановке его и не слушали. Прислонясь к
телеге, он глядел воспаленными глазами на этот мираж, - на красноватые
сквозь пыль отблески солнца на теплой душной реке и ревущие в нетерпении
пароходы, набитые трупами. Снова послышался грозный рев моторов, - бомбы
на этот раз взметнули землю где-то неподалеку, и пылью застлало всю
набережную. Много людей кинулось в Волгу и поплыло к подходящему
теплоходу, крича: "Кидайте концы..." Но концов им не кинули, и долго еще
около его бортов крутились головы, как черные арбузы.
Теперь остался едва ли не последний пароход - желтый, низенький буксир
с огромными измятыми кожухами колес. Он подваливал не к конторке, а -
около нее - прямо к мосткам, где не было людей. |