Не
стал бы я вам писать об этом, кабы не одно случайное и чрезвычайное
открытие...
Твердо помня ваш наказ - кормить наших дорогих больных хорошо - и в
этом ставя себе главную задачу, не раз я впадал в уныние и даже в панику.
Время жесткое. Люди или мыслят большими категориями, чувствуя никак не
меньше, как в объеме всего земного шара, либо с обнаженнейшим цинизмом
спасают свою шкуру. И в том и в другом случае отсутствует бытовое
милосердие: одного человека можно увлечь, другого можно напугать, но
разжалобить, попросить фунтиков десять хлеба, ради голодных слез своих, -
это обычно не удается.
Лишнее барахлишко, все, что мы захватили, я обменял на хлеб, яйца,
рыбку. Сколько раз брало искушение - загнать Дарьи Дмитриевны драповое
пальтецо, в котором она бежала осенью из Самары. Но - удерживался, и не
столько из благоразумия, - глядя на осень, - сколько из-за того, что это
пальтецо неизменно присутствовало, как некий, непонятный мне обличитель, в
бреде Дарьи Дмитриевны. Значит, - приходилось прибегать к хитростям, к
обману доверчивых душ и прямому воровству. Выручала опять-таки хиромантия.
Нацелишься на пристани на деревенскую бабу с мешком и начинаешь ей точить
лясы, ища слабого места. А оно всегда находится, - жизненный опыт великая
вещь. Заведешь разговор про антихриста, - на Волге сейчас о нем много
говорят, особенно выше Казани. Много ли нужно, чтобы напугать глупую бабу?
Нужно, чтобы она тебе поверила, и уже половина ее мешка - мое...
Не далее, как вчера, в день воскресный, утречком занимался я
приведением в порядок туалетов Дарьи Дмитриевны. В Костроме я один,
кажется, владею большой шпулькой ниток - факт немаловажный, к нам даже
паломничают: пуговицу пришить к штанам или заплаточку там... Не стесняясь,
беру за это разной снедью. Сижу на крылечке, развернул пальтецо Дарьи
Дмитриевны: подкладка на нем, как вы, наверно, помните, фланелевая,
шотландская, в клетку. Вот, думаю, если подкладку снять и сделать из нее
прелестную юбочку? Старая-то у нее - как решето... А на подкладку загнать
что-нибудь поплоше. И так меня одолела эта мысль, - спрашиваю Анисью
Константиновну, она тоже: "Юбка будет хороша, порите..." Начал я пороть
подкладку, - оттуда посыпались бриллианты, большой цены, тридцать четыре
камушка... Вот вам и бред наяву! В тот же день показываю камушки Дарье
Дмитриевне. И вдруг вижу, - вспомнила! В глазах у нее - мольба и ужас, и
губами что-то хочет выразить... Говорить-то разучилась... Я наклоняюсь к
ее бледным губкам, и пролепетала она первое слово за время болезни:
"Выбросить, выбросить..."
Иван Ильич, без вас ничего не смею. Не знаю - откуда у нее это
сокровище и почему оно ей так отвратно, не знаю, как поступить, - держать
дома боюсь и выбросить считаю неразумным. Дарье Дмитриевне побожился, что,
взяв лодку, уплыл на середину Волги и бросил туда камушки. |