..
- В миллион раз сильнее, Катя, - сказал он.
- Я тоже... Хотя я - всегда, всегда, Вадим...
- Тебе холодно?..
- Нет, нет... Просто слишком тебя люблю...
Он сел рядом с ней в старое широкое кресло и целовал ее глаза, ее рот,
уголки ее губ. Он поцеловал ее в грудь, и Катя вспомнила, что на левой
груди у нее - родимое пятнышко, которым он почему-то восхищался. Она
расстегнула шерстяную кофточку, чтобы он поцеловал пятнышко.
Печурка действительно остывала, и в комнате становилось холодно. Вадим,
все время поглядывая на Катю и открывая улыбкой ровные зубы, присел над
пчелкой, раздувая угли и подкладывая чурбашки, напиленные из ножек и
спинок кресел красного дерева. Снова стало тепло. Раздеваясь, Катя
покраснела, и он засмеялся и, взяв в ладони ее лицо, целовал его.
Всю ночь ветер выл в трубе и громыхал железом. Катя несколько раз
вставала, как Психея, поправляла огонек в коптилке и не отрываясь глядела
на лицо спящего Вадима. Она была переполнена счастьем и знала, что и он
полон счастьем, и поэтому лицо его так спокойно и серьезно.
- Катя! Катя! - закричала Даша, врываясь в кухню. - Катя, моя Катя! -
кричала она, топая обмерзшими валенками по коридору. Она налетела на Катю,
схватила ее, целовала, отстраняя, - глядела неистово и опять прижимала и
гладила. От Даши пахло снегом, овчиной, черным хлебом. Она была в
нагольном полушубке, в деревенском платке, за спиной ее висел узел.
- Катя, голубка, милая, сестра моя... До чего я тосковала, мечтала о
тебе... Нет, ты только представь, - мы идем пешком с Ярославского вокзала.
Москва - как деревня: тишина, галки, снег, по улицам протоптаны
тропинки... Далища, ноги подкашиваются... А у Кузьмы Кузьмича - два пуда
муки... Добрались до Староконюшенного... Не могу найти дома! Три раза из
конца в конец проходили весь переулок... Кузьма Кузьмич говорит, не тот
переулок... Я просто в ярости, - забыла дом!.. И вдруг... Нет, ты
представь! Из-за угла появляется человек, военный... Я - к нему:
"Послушайте, товарищ..." А он на меня во все глаза уставился... А я только
разинула рот и села в снег... Вадим! Думаю, - с ума спятила, покойники в
Москве по переулкам стали ходить... Он как захохочет, да - целовать... А я
встать не могу... Катя, красивая, умная моя... Ведь нам рассказывать друг
другу нужно десять ночей... Господи, узнаю комнату... И кровать, и Сирии с
Алконостом... Вадим рассказал мне про Ивана. Я решила: на днях
отправляется в их часть санитарный поезд, - еду санитаркой, а Анисья, и
Кузьма Кузьмич со мной... Одного его мы здесь не оставим, избалуется...
Катя, во-первых, хотим есть... Ставь чайник... Потом - мыться... Мы от
Ярославля ехали в теплушке неделю... Все это с нас надо снять, осмотреть.
Мы пока в комнату к тебе заходить не будем, мы на кухне... Идем, я тебя
познакомлю с моими друзьями... Это такие люди, Катя! Я им обязана жизнью и
всем. |