Изменить размер шрифта - +
..
   Катю пропустили вперед, в комнату. Она вошла, и  тот  человек  у  стола
поднял голову, обвязанную марлей, - она увидела его суровое  лицо.  Прежде
чем радость осветила, расширила его темные глаза. Катя покачнулась, у  нее
закружилась голова, в ее сознании все сдвинулось, поднявшийся гул  голосов
ушел вдаль, свет начал темнеть, так же как тогда в сенях,  когда  едва  не
уронила ведро... Катя, виновато улыбаясь, часто задышала, бледнея -  стала
опускаться...
   - Катя! - крикнул этот человек, расталкивая людей. - Катя!
   Несколько рук подхватило ее, - не дали ей упасть на пол. Вадим Петрович
взял в ладони ее поникшее,  милое,  очаровательное  лицо,  с  похолодевшим
полуоткрытым ртом, с глазами, закаченными под веки.
   - Это моя жена, товарищи, это  моя  жена,  -  повторял  он  трясущимися
губами...


   Они шли, ветер дул им в спину. Вадим Петрович прижимал к себе  Катю  за
слабые плечи. Она всю дорогу плакала, останавливалась и  целовала  Вадима.
Он начал было ей рассказывать, - почему его все считают мертвым, тогда как
он целый год по всей России ищет Катю. Но это вышло путано, длинно,  да  и
совсем сейчас было не нужно. Катя иногда говорила: "Постой, мы  совсем  не
туда  зашли..."  Они  поворачивали  и  блуждали  по  темным  и   пустынным
переулкам,   где   скрипели   ржавые   флюгера   на   трубах,   скрежетали
полуоторванные листы железа  или  с  надрывающим  воем  размахивала  из-за
разрушенного забора черными  ветвями  липа,  помнившая,  как  здесь,  быть
может, в такую же ночь, боясь  чертей,  во  взвивающейся  шинели  пробегал
Николай Васильевич Гоголь.
   На Староконюшенном Катя сказала:
   - Вот наш дом, ты вспоминаешь? Но только ты  приходил  с  парадного.  Я
живу в той же комнате, Вадим.
   Они пробежали через дворик. Дверь на кухне была заперта.
   - Ах, неприятно... Придется стучать... Стучи как можно громче...
   Катя засмеялась, потом немножко заплакала, поцеловала  Вадима  и  опять
засмеялась. Вадим Петрович громыхнул в дверь обоими кулаками.
   - Кто там? Кто там? - встревоженно спросил Маслов за дверью.
   - Отворите, это я, Катя.
   Маслов отворил, в его руке  дрожала  жестяная  коптилка  со  стеклянным
пузырем. Увидев позади Кати военного, - он отшатнулся, щеки его  собрались
продольными морщинами, глаза ненавистно сузились...
   - Спасибо, - сказала Катя и побежала к себе, не выпуская  руки  Вадима.
Они вошли в комнату, где еще не остыло тепло. Катя шепотом спросила:
   - Спички у тебя есть?
   Он был так взволнован, что ответил тоже шепотом:
   - Есть...
   Она зажгла свет, маленький  огонек  в  баночке,  которого  было  вполне
достаточно, чтобы всю ночь глядеть друг на друга. Разматывая шаль, она  не
сводила глаз с Вадима: он был совсем седой,  даже  в  бровях  -  несколько
седых волосков; его лицо возмужало, в нем  было  незнакомое  ей  выражение
суровости  и  спокойствия.  Это  очаровывало  ее,  -  он  был  моложе,   и
мужественнее, и красивее, чем тот, кого она помнила в Ростове.
Быстрый переход