..
Катю пропустили вперед, в комнату. Она вошла, и тот человек у стола
поднял голову, обвязанную марлей, - она увидела его суровое лицо. Прежде
чем радость осветила, расширила его темные глаза. Катя покачнулась, у нее
закружилась голова, в ее сознании все сдвинулось, поднявшийся гул голосов
ушел вдаль, свет начал темнеть, так же как тогда в сенях, когда едва не
уронила ведро... Катя, виновато улыбаясь, часто задышала, бледнея - стала
опускаться...
- Катя! - крикнул этот человек, расталкивая людей. - Катя!
Несколько рук подхватило ее, - не дали ей упасть на пол. Вадим Петрович
взял в ладони ее поникшее, милое, очаровательное лицо, с похолодевшим
полуоткрытым ртом, с глазами, закаченными под веки.
- Это моя жена, товарищи, это моя жена, - повторял он трясущимися
губами...
Они шли, ветер дул им в спину. Вадим Петрович прижимал к себе Катю за
слабые плечи. Она всю дорогу плакала, останавливалась и целовала Вадима.
Он начал было ей рассказывать, - почему его все считают мертвым, тогда как
он целый год по всей России ищет Катю. Но это вышло путано, длинно, да и
совсем сейчас было не нужно. Катя иногда говорила: "Постой, мы совсем не
туда зашли..." Они поворачивали и блуждали по темным и пустынным
переулкам, где скрипели ржавые флюгера на трубах, скрежетали
полуоторванные листы железа или с надрывающим воем размахивала из-за
разрушенного забора черными ветвями липа, помнившая, как здесь, быть
может, в такую же ночь, боясь чертей, во взвивающейся шинели пробегал
Николай Васильевич Гоголь.
На Староконюшенном Катя сказала:
- Вот наш дом, ты вспоминаешь? Но только ты приходил с парадного. Я
живу в той же комнате, Вадим.
Они пробежали через дворик. Дверь на кухне была заперта.
- Ах, неприятно... Придется стучать... Стучи как можно громче...
Катя засмеялась, потом немножко заплакала, поцеловала Вадима и опять
засмеялась. Вадим Петрович громыхнул в дверь обоими кулаками.
- Кто там? Кто там? - встревоженно спросил Маслов за дверью.
- Отворите, это я, Катя.
Маслов отворил, в его руке дрожала жестяная коптилка со стеклянным
пузырем. Увидев позади Кати военного, - он отшатнулся, щеки его собрались
продольными морщинами, глаза ненавистно сузились...
- Спасибо, - сказала Катя и побежала к себе, не выпуская руки Вадима.
Они вошли в комнату, где еще не остыло тепло. Катя шепотом спросила:
- Спички у тебя есть?
Он был так взволнован, что ответил тоже шепотом:
- Есть...
Она зажгла свет, маленький огонек в баночке, которого было вполне
достаточно, чтобы всю ночь глядеть друг на друга. Разматывая шаль, она не
сводила глаз с Вадима: он был совсем седой, даже в бровях - несколько
седых волосков; его лицо возмужало, в нем было незнакомое ей выражение
суровости и спокойствия. Это очаровывало ее, - он был моложе, и
мужественнее, и красивее, чем тот, кого она помнила в Ростове. |