..
Из-за холмов, из оврагов появились густые кучи всадников, на скаку
раскидывались лавой, - пыль у них курилась под копытами... Крутя клинками,
визжали они, по древнему татарскому обычаю. Дрогни тут, побеги хоть один
боец в ужасе перед налетающей лавой рыжих грудастых коней и черных
всадников, вытянувшихся над гривами в стремительном движении - поскорее
напоить горячей кровью клинок, - цепь бойцов сбита, зарублена,
затоптана...
Фланги морозовцев, прижатые к садам Сарепты и к гумнам села Чапурники,
держались стойко, но центр прогибался к Волге, - так же неумолимо, как
разгибаются мускулы руки, когда навалившаяся тяжесть свыше силы. Начдив,
вместе с комиссаром, адъютантом и вестовыми, сидевшими на корточках у
поваленных верховых лошадей, находился здесь же, в центре, на передовых
линиях. Убитых и раненых он замещал все более жидкими пополнениями,
снимаемыми с флангов. Но резервов он не требовал у командарма: в Царицыне
взять больше было нечего.
Там сегодня утром на главной линии обороны случилось несчастье: два
полка, Первый и Второй крестьянские, мобилизованные по хуторам и ближним
селам, неожиданно вылезли из окопов и, подняв над головами винтовки, пошли
сдаваться в плен белым. В штабе Первого полка несколько-командиров,
собравшись у походной кухни, окружили полкового комиссара и коммунистов и
в упор расстреляли их. В тот же час и во Втором полку были застрелены
командир, комиссар и несколько коммунистов. Только две роты не поддались
провокации и открыли огонь по изменникам, бегущим в плен с белыми флагами.
Цепи мамонтовцев, издали увидев эти толпы, приняли их за атакующих и
открыли отчаянную стрельбу по ним. Остатки двух крестьянских полков,
заметавшись, бросая оружие, повернули назад. Их окружили и увели. Фронт
почти на пять верст оказался открытым.
В Царицыне тревожно заревели гудки на оружейном, механическом и всех
лесопильных заводах. Коммунисты, посланные военсоветом, обходя цеха,
говорили:
- Товарищи, бросайте работу, берите оружие, спасай фронт.
Рабочие - а на заводах оставались пожилые, калеченые да подростки -
бросали работу, прятали инструменты, останавливали станки, гасили горны и
бежали в пакгаузы, где хранилось их именное оружие. За воротами строились
и шли на вокзал.
Из окраинных домишек выбегали жены и матери, совали им в руки узелки с
едой, и много женщин шло за нестройно шагающими отрядами до вокзала, и
многие провожали дальше, до самых позиций. И там матери и жены долго еще
стояли на буграх, покуда не подъехал командарм, и, прикладывая руку к
душе, жалостно просил идти домой, потому что здесь они не нужны и даже
мешают, - изображая собой на буграх отлично различимую цель для наводчиков
мамонтовской артиллерии.
Еще до конца дня три тысячи царицынских рабочих заслонили прорыв на
фронте, куда уже начали вливаться белые, и с тяжелыми для себя потерями
отбросили их. |