Артур (все еще касаясь лбом пола, тихо). Я любил тебя, Аля…

Аля. Почему ты мне раньше этого не сказал!

Эдик. Я люблю тебя, а ты спишь.

Элеонора (подбегает к Стомилу, трясет его). Проснись, твой сын умирает!

Стомил (открывая глаза). Как, еще и это? Ничего не пощадите? (Встает с трудом и, поддерживаемый Элеонорой, приближается к Артуру. Артур на середине сцены все в том же положении. Элеонора, Стомил и Евгений стоят над ним, Аля на коленях, Эдик в стороне удобно расположился в кресле.)

Артур (ложась на пол, выразительно). Я хотел! Я хотел! (Пауза.)

Аля (вставая с колен, твердо). Умер.

Евгений. Может быть, это и лучше для него. Он чуть не стал дядеубийцей.

Стомил. Простите его, потому что он был несчастен.

Евгений (великодушно). Я не питаю к нему зла. Все равно он мне уже ничего не сделает.

Стомил. Он хотел победить наплевательство и как-нибудьство Жил разумом, но слишком эмоционально. За это его убило чувство, которому он изменил ради абстракции.

Эдик. Котелок у него варил хорошо, только он был слишком нервный. Такой не убережется (остальные поворачиваются к нему).

Стомил. Молчи, негодяй, и оставь этот дом. Будь доволен, что мы не сводим с тобой счеты.

Эдик. А почему это я должен уйти? Повторяю, котелок у него работал хорошо. Я тут останусь.

Стомил. Зачем?

Эдик. Теперь моя очередь. Вы будете слушать меня.

Стомил. Мы? Тебя?

Эдик. А почему бы и нет? Вы видели, какой у меня удар. Но вы не бойтесь, только сидите тихо, не выскакивайте, слушайте, что я говорю, и вам будет со мной хорошо, увидите. Я — свой парень. И пошутить могу, и повеселиться люблю. Только чтобы была дисциплина.

Евгений. Однако мы влипли…

Эдик. Господин Евгений, что за выражение? Лучше снимите с меня сапоги…

Евгений. Подчиняюсь насилию, но в душе презираю.

Эдик. Ты можешь презирать себе сколько угодно, только сними. Ну, шевелись, раз, два! (Евгений становится на колени и снимает с Эдика сапоги.)

Стомил. Мне казалось, что общечеловеческое правит нами и за это просточеловеческое нам мстит, убивая нас. Но теперь я вижу, что это всего только Эдик.

Элеонора. Может быть, нам не будет так уж плохо, Стомил. Ведь он разрешит тебе диету.

Евгений (с сапогами в руках). Вычистить?

Эдик. Можешь взять их себе. Все равно я переодеваюсь (встает и стаскивает с Артура пиджак, надевает его и смотрит на себя в зеркало). Тесноват, но терпеть можно.

Стомил. Пойдем, Элеонора. Мы только сраженные горем старые родители.

Эдик. Только смотрите, далеко не уходить. Ждите, когда позову.

Элеонора. Ты идешь с нами, Аля?

Аля. Иду. Он меня любил, этого уже никто у меня не отнимет.

Стомил (про себя). Допустим, что это была любовь.

Аля. Вы что-то сказали?

Стомил. Нет, ничего особенного (Элеонора и Стомил, держась под руку, выходят. Аля за ними. Эдик вертится перед зеркалом, делая разные мины, «приличные» и «благородные», принимая различные позы, выдвигая челюсть, подбочениваясь и т. п. Евгений проходит через сцену с сапогами Эдика в руках. Останавливается над Артуром).

Евгений. Мне кажется, Артур, что ты уже никому не нужен. (Евгений стоит над Артуром, размышляя. Эдик выходит и тут же возвращается с магнитофоном. Ставит его на стол, включает. Очень резко и громко раздаются звуки танго «Кумпарсита», обязательно это, а не другое.)

Эдик. Пан Геня, потанцуем?

Евгений. С вами? А знаете, пожалуй. (Ставит сапоги возле Артура и оказывается в объятиях Эдика. Они принимают соответствующую позу, ожидая такта, и начинают танцевать. Они танцуют. Евгений, старый, благородный, в черном пиджаке. Эдик в пиджаке Артура, из коротковатых рукавов которого вылезают его сильные руки, обнимающие Евгения.