Старуха, скорее, напоминающая мощи, сидела с потусторонним видом. И лишь глубоко внутри ее обветшалой плоти теплилась жизнь, как огонь в оплывшей свече. Стоило немного отвлечься, и можно было подумать, что это одна семья, собравшаяся дома в субботний вечер: бабушка, родители и сын.
Доктор Годвин появился в дверях и поманил меня пальцем. Я проследовал за ним вдоль по коридору в крошечный кабинет. Он зажег настольную лампу и сел за стол. В кабинете было еще одно кресло, которое я и занял.
— Алекс Кинкейд у своей жены?
— Да. Он позвонил мне домой и очень просил позволить повидаться с ней, хотя его не было целый день. Кроме того, он хотел поговорить со мной.
— Он что-нибудь сказал вам?
— Нет.
— Надеюсь, он передумал. — Я рассказал Годвину о встрече с Кинкейдом-старшим и об отъезде Алекса с отцом.
— Нельзя обвинять во всем его одного. Он еще очень молод, и на него обрушились слишком сильные переживания. — Глаза Годвина вспыхнули. — И для него, и для Долли чрезвычайно важно, что он решил вернуться.
— Как она?
— Спокойнее. Больше не разговаривала, по крайней мере, со мной.
— А вы не разрешите попытаться мне?
— Нет.
— Мне очень жаль, что я втравил вас в это дело, доктор.
— Я уже слышал подобное, и в менее вежливых выражениях. — Он упрямо улыбнулся. — Но раз уж я занимаюсь этим делом, то буду поступать так, как сочту нужным.
— Ну, конечно. Вы видели вечернюю газету?
— Видел.
— Долли знает о том, что происходит? Например, о револьвере?
— Нет.
— Вы не думаете, что ей надо сказать?
Он раздвинул руки на поцарапанной поверхности стола.
— Моя задача — упростить ее проблемы, а не прибавлять к ним новые. На нее вчера слишком много всего навалилось, связанного как с прошлым, так и с настоящим. Она была на грани психического срыва. Мы не должны позволить этому повториться.
— Вы сможете защитить ее от допроса полиции?
— Безусловно. Но лучшей защитой для нее было бы расследование этого дела и обнаружение истинного убийцы.
— Этим я и занимаюсь. Сегодня утром я разговаривал с ее тетей Алисой и осмотрел место убийства. Я пришел к твердому убеждению, что, если даже убийство и было совершено Макги, в чем я сомневаюсь, Долли не могла видеть, как он выходил из дома. Другими словами, ее показания на суде были сфабрикованы.
— Вас в этом убедила Алиса Дженкс?
— Нет, расположение дома. Мисс Дженкс приложила все усилия, чтобы убедить меня в обратном, в виновности Макги. Не удивлюсь, если окажется, что она была инициатором возбуждения дела против него.
— Но он действительно виновен.
— Это ваше мнение. Я бы очень хотел, чтобы вы задумались о причинах, заставивших вас так считать.
— Я не могу рассказать вам о них. Они составляют мою профессиональную тайну, доверенную мне пациентами.
— Констанцией Макги?
— Миссис Макги формально не являлась моей пациенткой. Но нельзя лечить ребенка, не воздействуя на его родителей.
— Она доверяла вам?
— Естественно, в определенной степени. В основном мы обсуждали ее семейные проблемы. — Годвин говорил очень осторожно. Выражение его лица было абсолютно бесстрастно. Его лысая голова поблескивала под лампой, как металлический купол под луной.
— Алиса обмолвилась об интересной подробности. Она сказала, что у Констанции не было другого мужчины. Я не расспрашивал ее ни о чем. Она сама сообщила об этом.
— Интересно.
— Вот и я так тоже думаю. |