— Пятьсот долларов? Разве можно забыть, куда вы положили пятьсот долларов?
— Не знаю. Вы меня напугали. Я запутался.
— Что вы заказывали в баре на ужин вчера вечером?
— Я просто купил гамбургер.
— Только гамбургер?
— Гм… картошку фри.
— Кто вас обслуживал?
— Гм… бармен. Там было слишком много народу и не было свободных столиков.
— Как зовут бармена?
— Э-э… Джек. Фамилии не знаю. Если вы…
— Как вы оплачивали счет?
— Наличными.
— И сколько заплатили?
— Около десяти долларов.
— Вы брали какие-нибудь напитки?
— Два раза заказывал пиво.
— И это — гамбургер и два пива — вам обошлось в десять долларов. Не маловато ли?
— Десять долларов стоил только гамбургер.
— Я спросила вас, сколько вы вообще заплатили, а не только за один гамбургер.
— Я подумал, что вы спрашиваете про гамбургер.
Задержки в считанные миллисекунды практически перед ответом на каждый из бесчисленных мелких вопросов Кэтрин свидетельствовали, что Ари Кобб вчера вечером в баре не был. Она подвинулась ближе, заняв еще более угрожающее положение.
— Итак, чем же вы на самом деле занимались на Сидар-стрит?
— Шел в гребаное метро.
Кэтрин взяла карту Манхэттена.
— Вот где «Ганновер». А вот где вход в метро. — Каждый раз, касаясь пальцем карты, она громко ударяла им по плотной бумаге. — Совершенно бессмысленно идти по Сидар-стрит, чтобы добраться от «Ганновера» до станции метро на Уолл-стрит. Почему вы решили идти именно этим путем?
— Мне захотелось пройтись. Поразмять косточки.
— Пройтись по обледенелым мостовым в такой мороз? Вы часто занимаетесь подобным спортом?
— Не-а… Только вчера вечером.
— Но если вы редко совершаете такие прогулки, откуда вам так много известно о Сидар-стрит? То, что там нет жилых домов, во сколько закрываются рестораны, что одно из зданий на улице ремонтируется?
— Просто знаю, и все. Черт, к чему вы клоните? — На лбу Ари выступили капельки пота.
— Когда вы потеряли деньги, вы снимали перчатки, чтобы вытащить из кармана проездной на метро?
— Не помню.
— Полагаю, что снимали. Нельзя засунуть руку в карман в зимней перчатке.
— Ну вот, — огрызнулся Ари, — вы знаете больше меня.
— И почему же на таком морозе вам пришло в голову доставать проездной за десять минут до того, как вы вошли в метро?
— Вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне.
— И вы ведь не смотрели на часы, оказавшись на платформе метро, не так ли? — произнесла Кэтрин тихо, но твердо.
— Нет, как раз смотрел. Было девять тридцать пять.
— Неправда. Невозможно поверить, чтобы вы стали демонстрировать наручные часы за пять тысяч долларов на платформе подземки поздно вечером.
— Ладно, хватит. Я больше ничего не скажу.
Когда во время допроса подозреваемый лжет, он испытывает сильнейший стресс и начинает искать самые разные способы избежать его. Наиболее деструктивной и сложной реакцией в подобном случае является гнев, за которым следует депрессия, затем отрицание и, наконец, попытка торговаться с допрашивающим. Задача последнего состоит в том, чтобы определить характер стрессовой реакции подозреваемого и нейтрализовать ее, а затем и все дальнейшие, пока допрашиваемый не достигнет стадии принятия, то есть признания.
Кэтрин поняла: несмотря на то что Кобб проявляет гнев, он все еще находится в стадии отрицания. |