– Одной пули мне хватит, – спокойно проговорил Савелий, горло у которого совсем прошло. – Девица ни при чем, да и вы тоже. Если не подставитесь. Не думайте, что я промахнулся случайно, просто зачем невинная кровь на руках?

– Тогда почему бы ее не отпустить, если она ни при чем? – поинтересовался Дмитрий, не испытывая ни малейшего желания подставляться, пока этого можно было избежать. Пока охотник говорил – он не стрелял. А пока не стрелял – был шанс уговорить, начав с малого. – Пусть идет?

– Пусть сидит. – Голос охотника стал жестче, то ли в ответ на слова, то ли на невольное движение девушки. – Алена моя тоже постоянно рядом с этим бегала. Жаль, поздно поняла, что не надо было. Эта поймет быстрее. Может, запомнит.

«Да, шанс уговорить-то есть, но только если говорить то, что надо».

Сейчас Дмитрий отдал бы что угодно за всего одну ночь сна. После десяти суток этого чертова дела, почти без отдыха, в голове стоял туман, превращая восприятие в вату. Адреналин, несший его с момента остановки у кафе, выветривался, и за него приходилось платить сверху – в первую очередь отсутствием уверенности в себе, в выборе правильных вариантов. Тем более что с первым уже не угадал.

Надо было как-то сбивать этого человека с настроения, потому что убить человека – это сложно даже для охотника, действительно сложно, а когда есть сомнения – сложно вдвойне.

– Хотите закурить? – неожиданно для самого себя спросил Дмитрий. – Простите, не знаю, курите ли. Мне-то нельзя, запрещено. А пачка в кармане лежит, жалко, если пропадет.

– Кем запрещено? – В голосе Савелия прорезалось удивление, и Дмитрий скупо улыбнулся. Вопрос – уже интерес к чему-то, кроме убийства. Только улыбка получилась механической, через тот же туман. – Неужели по службе нельзя?

– Да нет. Просто девушка курильщиков не любит. Говорит, все равно что с пепельницей целоваться. Правда, она пока не знает, что она – моя девушка. Кстати, Ольгой зовут. Красивая. Правда, с таким характером, что и нарочно не придумаешь.

Где-то вдалеке взвыла сирена, но тут же смолкла.

«Да где они уже? А то я-то, допустим, выпрыгну и получу пулю – что делать, работа такая, – но потом он же все равно этого Гошу голыми руками заломает… Ладно. Поговорим. Ты пока, охотник, подумай вот о девушках, о жене вспомни, которой в тюрьму передачки носить до конца жизни».

– Характер надо воспитывать, – посоветовал Савелий Иванович так уверенно, словно его семья была идеальной. – Иначе жизни не будет. Ну вот что значит запрещает? Мужчина должен быть головой, а то, что женщина якобы шея, – это все сказки.

«Знал бы ты, из-за кого я так быстро тут появился. Но что дальше? Зараза, ну что мне мешало больше с тобой поговорить до того, узнать лучше, понять, на что можно давить, на что нельзя? Работай тут на ошметках информации, как на минном поле».

Злость вызвать тоже не получалось, даже на себя, и это было хуже всего.

– Все так, Савелий Иванович, да только не всегда так. – «Лучше всего не спорь с ним, дурак. Или наоборот, спорь? Что лучше?» – А если даже и так, то мужчиной ведь сначала надо стать? А вы, получается, решили этот шанс отнять.

– Семнадцать лет – уже мужчина. Там, откуда я родом, в моем поколении в таком возрасте уже давно или на заводе, или в поле, или в шахте работали. Бывало, что и семьями обзаводились.

«Семья. Может, так?..»

– А ваша семья как же? Легко будет Евгении? Вы ведь отсюда свободным не выйдете, как дело ни повернись. Сами пони…

– Она поймет, – отрезал охотник таким тоном, что Дмитрий понял: снова ошибка.