К передним дверям или к главным воротам идти было нельзя: на месте предусмотрительного маньяка Дмитрий расположился бы так, чтобы хотя бы один из подходов хорошо просматривался, а лучше оба. Еще на месте религиозного, убежденного маньяка, заботящегося о душе, Дмитрий расположился бы там, где некогда стоял алтарь.

«А может, он там и сейчас стоит, кто его знает. Каменюка и есть каменюка, что с ней сделается».

Обычно такие вот храмы с подсобными помещениями строились кру́гом, с единственными воротами – на всякий случай. Эдакие крепости в миниатюре. На счастье Дмитрия, эти времена давно прошли и вандалы не пощадили даже капитальные стены, пробив удобную дыру в то, что когда-то, наверное, было стойлом. Или мастерской. Или складом. Сейчас пустой пол усеивал только мусор, в углу виднелось кострище, окруженное осколками, тряпьем и черт его знает еще чем, а стены украшали выведенные сажей надписи, в основном матерные, хотя и не только. Надпись «Слава КПСС и XII съезду!» в окружении ругательных слов и сердечек выглядела особенно странно, и Дмитрий на секунду даже приостановился, пытаясь вспомнить, что там был за съезд такой. Сам он из лекций по политграмоте только смутно помнил что-то про НЭП и подъем экономики.

Дверь здесь вынесли еще в незапамятные времена, не оставив даже косяков, только голый каменный проем. Дмитрий осторожно выглянул во двор – пусто. Хотя…

Он пригляделся к широченному, метров в пятьдесят, зданию справа спереди. За широкими воротами что-то металлически поблескивало. Еще раз оглядевшись, Дмитрий осторожно, вдоль стены, подобрался ближе, заглянул внутрь и кивнул сам себе. На этот раз интуиция не подвела.

Бордовая «копейка» заезжала сюда явно не впервые – на въезде в здание хватало следов шин. И было неудивительно, что патрули, даже если проезжали мимо, ничего не заметили. Увидеть машину можно было, только пройдя во двор: от отсутствующих ворот она не просматривалась. Идеальное место.

В машине никого не было, багажник был открыт. Руки чесались проверить, нет ли там новых вмятин изнутри, но этот вопрос Дмитрий тоже отложил на потом. Доказательства и детали потом, сейчас были задачи поважнее. Да, машина говорила о том, что Шабалин с Ольгой еще не закончил, но вполне мог уже начать.

«Кричат ли люди под миорелаксантами, когда их режут?»

Кирха возвышалась слева ломаным силуэтом – часть крыши провалилась, и через окна в той части здания просвечивало небо. А в правой части виднелась небольшая дверь.

«Самое то».

Религиоведом Дмитрий не был, но смутно помнил, что по строению нефов в алтарной части предполагались боковые двери. А если учесть, что внутри кирхи наверняка не было полностью изолированных частей и все коридоры так или иначе позволяли пройти куда угодно, оставалась ерунда – найти дорогу в темноте, не представляя плана здания, причем очень быстро. Плевое дело.

К счастью, особенно долго блуждать не пришлось. Едва Дмитрий окунулся в темноту узких каменных коридоров и тесных комнаток, как дальше его повел голос. Сначала неразборчивый, он постепенно становился все четче, превращался из басовитого гула в слова и предложения. И сказанное давало надежду, что к делу Шабалин все-таки еще не приступил.

«Это же значит, что он треплется уже часа полтора без перерыва. Какая жуть, но – как же повезло!»

– Люди не смеют, моя Дева, – вещал маньяк, видимо обращаясь к Ольге. – Не смеют, не желают, не верят, не знают, ничего не любят. Вознесение – вот цель и средство. Я, чьи лучшие стремленья, верю в приход к свету Знания, к Истине и Совершенству. Ты, моя Дева, совершенный инструмент, исторгающий эоловы тона. Крылья серафимовы, если угодно.