– Обижаете, Эдуард Юрьевич, – сказал Глаз с неподдельной почтительностью. – Мне поручено круглосуточно охранять вас и членов вашей новой семьи. Поверьте, оказанное мне высокое доверие…

– Тебя, кажется, Гена зовут? – перебил Эдик, морщась. Мысль о том, что этот беспощадно-вежливый урод будет пасти его неотступно, придавала существованию особо негативный оттенок.

– Так точно.

– Сколько тебе лет?

– Мне уже двенадцать.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Глаз либо не шутит, либо вырос в семье гениальных комиков. Эдик склонялся к первому варианту. Урод все проделывал с очаровательной детской непосредственностью – даже наносил телесные повреждения.

– Старовато выглядишь. Откуда же ты взялся такой, Гена?

– Борис Карлович отмазал меня от Комиссии по соблюдению генетических стандартов. Теперь служу верно, как собака.

– Это точно… Может, погавкаешь, псина?

Глаз виновато улыбнулся и развел руками:

– Еще раз извините за пальцы, Эдуард Юрьевич. Вы же понимаете, что у меня не было другого выхода.

– Да пошел ты в задницу!

Глаз воспринял это буквально и направился к двери.

– Если понадоблюсь, позвоните.

– Ты что, издеваешься? Какого хрена я буду здесь сидеть?! Где Элка… гм… Элеонора?

– В отъезде. Элеонора Борисовна выбирает квартиру, мебель и свадебное платье.

Пыляев непроизвольно затрясся от нервного смеха.

– А почему без меня? За клоуна держите?

Глаз вроде бы даже сконфузился.

– Вообще-то Борис Карлович намекал, что вы, возможно, тоже захотите прокатиться…

– Ну так пойдем прокатимся.

* * *

Пыляев накатался вдоволь – на белом лимузине, оборудованном бронированными стеклами и регулятором микроклимата (шутники называли такую тачку «прогноз погоды»). Внутри было удобно и безопасно. Глаз и перепончатый устроили Эдику экскурсию по лучшим салонам и магазинам города. Все это время они не отступали от него ни на шаг и провожали даже до дверей туалета. Оплачивал покупки и услуги, конечно, Союз. Эдик был подстрижен, побрит, приведен в чувство, промассажирован, приодет (попутно он получил предложение заменить сломанные мизинцы на биопротезы и отверг его) и выкинут в подернутый смогом перенаселенный лабиринт освеженным и благоухающим.

Он стал обладателем роскошного смокинга, вечернего костюма для предстоящей церемонии закабаления, кучи сопутствующего барахла и всевозможных побрякушек, с помощью которых будущий папаша гения мог держать масть, качать права, выходить на связь и делать обрезание сигарам.

Отобедав в шикарном «Люксе» на Сумской, он изменил свою точку зрения на ситуацию и начал думать, что жизнь не так уж плоха. Фортуна наконец поворачивалась к нему любвеобильным передом. И дело даже не в том, что Пыляев был продажен. Просто перемены пришлись ему по кайфу. Сдаться спецслужбам и трястись от страха до конца своих коротких дней в какой-нибудь засекреченной муниципальной конуре – это он еще успеет, когда вступит в маразматический возраст. Эдик решил развлечься напоследок. Терять ему было нечего, напротив: он почуял новые возможности. А потрясающе красивая и породистая жена, с которой проблематично трахаться, придавала предвкушению семейного счастья особую пикантность. Опять же, по праздникам будет не так тоскливо…

Кстати, Элку он увидел на аллее перед особняком, расположенным в стороне от делового центра и за пределами индустриальной зоны. Глаз связался с «госпожой Элеонорой», и через десять минут лимузин, наведенный со спутника, притормозил за припаркованным у обочины красным «фиатом».