|
Все путешествие будет продолжаться три луны – хотя один я совершил его за две. – Хорошо, а если мой баас Макумазан явится в вашу страну, как он будет принят? – Большинством народа благожелательно, а жрецами Хоу Хоу враждебно, если они узнают, что явился он убить их бога. И, конечно, он должен приготовиться к войне с Волосатым Народом, что живет в лесах. Впрочем, пророчество говорит, что Белый Вождь их победит. – А еды достаточно в вашей стране? Есть ли у вас табак и что нибудь поинтереснее воды, для питья, длинный баас? – Всех благ у нас в изобилии, о советник Белого Вождя, и все они будут предоставлены ему и тебе. Впрочем, – многозначительно прибавил он, – кто имеет дело со жрецами, тому лучше пить простую воду, дабы не застигли его спящим. – Есть ли у вас ружья? – спросил Ханс, указывая на мой «экспресс». – Нет, наше оружие – мечи и копья, а Волосатый Народ владеет лишь луками и стрелами. Ханс зевнул, словно ему наскучил этот допрос, и уставился на небо, где парило несколько ястребов. – Баас, – сказал он, – сколько там ястребов: семь или восемь? Я не считал, но думаю, что семь. – Нет, Ханс, восемь: один залетел выше всех, за облако. – Вы уверены, что восемь, баас? – Уверен? – ответил я сердито. – Почему ты спрашиваешь такие глупости – не можешь сосчитать сам? Ханс опять зевнул и сказал: – В таком случае, мы едем с этим прекрасным горбоносым баасом в страну Хоу Хоу. Решено. – Что за чертовщина, Ханс? Причем тут число ястребов? – Очень даже причем, баас. Тяжесть выбора давила мне на плечи, и я воздел руки к небу, вознося молитву к вашему преподобному отцу, и вот увидел ястребов. Это преподобный отец бааса послал мне ответ: «Если четное число ястребов, Ханс, тогда ступай; если нечетное – оставайся. Но ты, Ханс, сам не считай ястребов, а пусть их сосчитает мой сын, баас Аллан, дабы он не ругал тебя за последствия, утверждая, что ты ошибся при счете». А теперь, баас, с меня довольно – я лучше пойду займусь волами. От негодования у меня отнялся язык. В своей трусости я прибег к гаданию, взвалив на Ханса выбор, – а этот плутишка, в свою очередь, загадал чет и нечет, да еще меня же заставил подсчитывать! Я так разозлился, что угрожающе поднял ногу, но Ханс вовремя отскочил и не попадался мне на глаза до самого моего возвращения в становище. – Охо! Охо! – смеялся Зикали. – Охо! – между тем как величавый Иссикор с достоинством и кротким изумлением наблюдал эту сцену. Затем я повернулся к Зикали и сказал: – Как я раньше называл тебя мошенником, так и теперь скажу, что ты мошенник, со всеми твоими россказнями. Вот она, твоя летучая мышь, приносящая вести, она все время пряталась под твоей крышей. – И я указал на Иссикора. – Запутали меня, заставили дать обещание отправиться в это дурацкое путешествие, и теперь, так как я не могу отступиться от слова, мне приходится ехать. – Ты дал слово, Макумазан? – наивно спросил Зикали. Ты говорил со Светом Во Мраке по голландски – так что ни я, ни этот человек не поняли твоих слов. Но по благородству сердца твоего ты нам объяснил их, и мы, конечно, знаем, как это знает каждый, что твое слово значит больше, чем все письменные обязательства всех белых людей, вместе взятых, и что только смерть или болезнь могут теперь удержать тебя от поездки с Иссикором на его родину. Охо хо. Все идет, как я хотел – по причинам, которыми я не стану докучать тебе, Макумазан. Тут я понял, что вдвойне одурачен – и Хансом, и старым знахарем. По правде сказать, я совсем позабыл, что Зикали не понимает по голландски. Но, во всяком случае, карлик знал человеческую натуру и умел читать мысли, так как он продолжал: – Не кипятись, как прикрытый камнем горшок, Макумазан, из за того, что немощная твоя нога поскользнулась и ты открыто повторил на одном языке сказанное тайно на другом – и таким образом дал обещание нам обоим. |
