|
Задела, Ленчик, я же вижу — и совсем не хотела этого, ты сам виноват. Знаю, что меня ненавидишь, что готов разорвать — но терпишь ради дела, предвкушая долгожданную расплату. А пока не рад, что пришел с Виктором сюда, — не рад, что забыл, что я могу быть мягкой и вежливой, а могу быть и злой. Да, я знаю, что где-нибудь в Москве люди твои бы уже увезли меня куда-нибудь подальше и резали бы на части ножами — не сомневаюсь, что с удовольствием, — но ты не в Москве, так что терпи, братан, даст бог, недолго тебе осталось терпеть.
— Олли… — с обидой и возмущением начинает Виктор, но тут Ленчик его обрывает: — Ладно, кончай базар. Давай по делу… А я не смотрю уже ни на того, ни на другого — чуть отодвинувшись от стола и закинув ногу на ногу, погружаюсь в созерцание собственных ногтей, искусным маникюром превращенных из обычной и к тому же очень незначительной детали человеческого тела в броскую мою характеристику. А потом медленно поднимаю глаза. Виктор красный весь, лоб вспотевший, руки дрожат — не ждал от меня такой реплики и не ждал, что Ленчик его заткнет, не давая сохранить лицо, показывая, что с репликой моей согласен и что Виктор для него особого значения не имеет. А на Ленчика тянуть ему слабо — ему уже хода назад нет, и если он до этого верил в свою исключительность и незаменимость для Питерского и его корешей, то теперь, кажется, осознал, кто он в их глазах. — Да я все сказал, — шепчет подавленно. — Там в бумагах все есть. И про деньги, которые в Нью-Йорке, и про те, которые здесь. На все пятьдесят миллионов. Все расписано. — Ну ладно, иди, Витек, мы тут потрем еще, — великодушно отпускает его Ленчик, и смотрит на меня, когда тот уходит. — Ты мне еще раз скажешь, чтобы я фильтровал базар, я тебе… — Не надо разговаривать с мной невежливо — и проблем не будет, — замечаю спокойно, пытаясь исправить ошибку, показать Ленчику, что все в порядке, я его опасаюсь, хотя пытаюсь это скрыть, и готова все отдать. — Да еще при этом петухе, который скурвился за лавэшки и всех сдал. Яше он зад лизал, у тебя в рот берет — а ты его сажаешь со мной за один стол… — Короче, ты поняла?! — Я-то поняла — хотя должна добавить, что все эти документы ксерокопирую и вместе с теми бумагами, о которых упоминала вчера, отдаю на хранение адвокату с пометкой: вскрыть в случае, если что-то со мной произойдет. Не пугаю, но гарантия мне нужна — предупреждаю. У Ленчика вдруг такое выражение появляется на лице, что вид его вызывает жалость. Недоумение, злоба, непонимание, нерешительность — целый букет. Вроде отдал бумаги, без которых перевод денег невозможен — и опять все против него может обернуться. Представляю, как он меня сейчас называет про себя — но это его личное мнение, я к нему равнодушна. — Все на понт берешь — не устала? — Да какие понты, Леонид? Я должна быть уверена, что как только вы получите деньги, то меня оставите в покое. Ты же умный человек — и Виктора этого прицепил, заставил на себя работать, и частного детектива вычислил, и догадался, кто я такая, чья я жена, — и понимаешь, что без гарантий я ничего делать не буду, и пугать меня без толку, потому что моя смерть для вас есть потеря денег. Лесть к месту оказывается, он расслабляется на глазах, обмякает на стуле, расползаясь по нему. — Кстати, у меня просьба есть — готова заплатить еще миллион налом, если пидора этого твои люди кончат при мне. Чего такой падле жить? Ты же в авторитете — неужели не найдешь ему замену? А миллион — хорошие бабки, тем более что доля его тебе остается. Ленчик смотрит на меня заинтересованно — значит, роль Виктора я явно переоценила. |
