— …Я попросил судью, чтоб дали свидание. Нам разрешили. Умар стал успокаивать: "Так надо! Садык все устроит! Он ехал со мной в автозаке. Все нормально!"

— А потом?

— Все от него отказались; Садык — первый. Ждут, чтобы его поскорее расстреляли — пока не начал рассказывать…

Кулиева снова всхлипнула — звучно-глубоко, маскируясь нелепой гримасой, уродовавшей ее грубоватое, простое лицо. Она держалась изо всех сил, но мне дано было слышать ее беззвучный отчаянный крик

— …Люди передали нам письмо.

— Из тюрьмы?

— Да. Через рыбинспектора, Сережу Пухова. У него друг… Мы заплатили… — Кулиев говорил несвязно. — Сергей искал доказательства против Цаххана Алиева. Из-за этой истории Цаххаи стал чуть ли не национальным героем… А мой мальчик каждую секунду смотрит на дверь… Боится, что сейчас войдут… Только теперь, когда вы вмешались и послали телеграммы, я впервые ночью заснул… — Неудачник-старик откровенно рыдал. — Это счастье… Вот записка. Мы получили ее перед отъездом в Москву… Умар Кулиев писал:

"…Почемуя должен быть этой третьей жертвой? Как он будет смотреть Вам в глаза, посчитав свою жизнь дороже моей? Смотрите, какой он человек и что мне пожелал. Если не могуладить это дело, то почему он причинилмнетакую боль? Сам сделал, сам бы и расхлебывал. Какой жестокий человек. Отец, если бы вы могли распутать это дело, я бы все доказал. Отец, сейчас моя судьба в ваших руках, смотрите, как я сглупил, поверя этому человеку, пожалел его. Надо было сначала все рассказать".

Они ушли.

— Хотите чаю? — спросила Гезель, открывая дверь.

— Хочу.

— С конфетой? — Гезель почувствовала, что мне грустно.

— С конфетой. — Я сто лет не пил чай вприкуску. Она подала карамель. Шоколадных конфет в магазинах давно уже не было.

— Спасибо, Гезель. Мне и в самом деле было грустно. "Продажное правосудие, продажное следствие…" Раздался звонок — звонила Анна, я по голосу понял, что у нее неприятности.

— Что-нибудь случилось? С Мишей Русаковым? Говори быстрее!

— Нет, нет! Я видела его…

— С тобой?

— С моим дядей… Он самый близкий мой родственник…

— Он заболел?

— Его арестовали! Потом скажу. Я сейчас еду туда.

— Когда мы увидимся?

— Я приду к тебе. Поздно…

— Буду ждать.

Я положил трубку.

"Махнуть на все! Уехать. Жениться на Анне. Подать заявление в мореходку, где учат морскому ремеслу и немногословному счастью сорокалетних балбесов, попробовавших себя на прокурорской стезе".

По закону парных случаев немедленно раздался второй звонок

— Игорь, ты? — Звонила Лена. — Игорь. — Голос жены раздавался, словно в огромной трубе, и как бы отдавался от стен. — Я к тебе приеду. Я решила. У меня есть три дня. Я заказала каюту…

— Не приезжай! — крикнул я. — Потом! Сейчас не надо!

— Почему? Мне звонил Бала! Я хочу быть рядом с тобой. — Каждое слово ее я слышал дважды, повторенное гулким эхом трубы. — И потом, я никогда не была в Восточнокаспийске…

— Ни в коем случае! Тем более на этой неделе… У меня не будет ни минуты свободного времени. — С большим трудом мне удалось убедить ее.