— Ничего, — успокоил я. — Прокурор области узнает о телеграмме раньше, чем ее получит…

Мы еще не кончили говорить, как мне позвонил Довиденко.

— Срочно приезжай, надо поговорить! — не здороваясь,

сквозь зубы сказал он.

— Слушаюсь. Завтра вечером буду. Пока. Он сбавил гонор:

— Подожди. Надо посоветоваться. Машина есть? А то я пришлю свою.

Мне не пришлось ждать его в приемной. Молодой помощник Довиденко кивнул мне на дверь, и я сразу вошел в кабинет. Несколько незнакомых работников сидели за приставным столом. Ждали меня — потому что, едва я появился, все молча удалились.

— Напоминает великий исход, — я кивнул на дверь.

— Скорее — приход великого инквизитора. — Довиденко убрал в стол какие-то бумаги, мне показалось, я заметил среди них телеграфный бланк.

— Ты знакомился с уголовным делом по убийству Саттара Аббасова и поджогу рыбинспекции? — жестко спросил меня Довиденко.

— Дело-то в Москве!

— А с заключением Прокуратуры и Верховного суда для Отдела помилования Президиума Верховного Совета?

Я и понятия не имел о том, что они составляют такие заключения. О чем? О законности вынесенных приговоров? Или рекомендуют Президиуму — кого помиловать, кого нет?

— Я думал, решение о помиловании — прерогатива Президиума Верховного Совета…

— Он "думал"… — презрительно сказал Довиденко. Он набрал какой-то номер, тот оказался занят, Довиденко нетерпеливо принялся крутить диск.

— Ну что вы там разболтались… — крикнул он наконец раскатисто-зло кому-то, кто снял трубку. — Зайди вместе с Фурманом. И захвати наблюдательное по Умару Кулиеву… — Довиденко снова развернулся ко мне. Ты видел его заявление из тюрьмы? Тоже нет! А не мешало бы!

И прежде чем кто-то из прокуроров вместе с Фурманом доставил наблюдательное дело, Довиденко постарался устроить мне жесткий прессинг по всему полю.

— Умар Кулиев как сознался в первый день, когда его милиция допросила, кстати, твоя — водная, так до последнего дня ни слова не изменил! Кто и где только его не допрашивал! Он и на место выезжал и тоже подтвердил! Два суда было! Потом дополнительное следствие. И всюду — одно и то же! Почитай его ходатайство о помиловании… — Довиденко был вне себя. Моя телеграмма Генеральному произвела на него впечатление взорвавшейся бомбы, разрушительные последствия которой пока еще не были до конца известны. Там нигде и слова нет о невиновности. Только — "Каюсь. Виноват. Простите…".

В приемной послышались голоса, но прежде чем Фурман и его коллега вошли, в кабинете появился моложавый тонкий брюнет в костюме из блестящей ткани и белоснежной тончайшей сорочке — начальник областного управления генерал Эминов. Он поздоровался с Довиденко, который шустро поднялся ему навстречу.

На меня Эминов даже не взглянул.

— Я уже приказал, чтобы ему подготовили бумагу. Разъяснили. Если у него самого котелок не варит… — Лицо у начальника УВД было недоумевающе-брезгливым. — Кто из посторонних мог попасть в автозак? ты слышал такое? Согласно уставу караульной службы во время транспортировки подследственных и осужденных внутри автозака могут находиться только, Эминов поднял палец, — лица, содержащиеся под стражей, и конвой. Он думает, это рейсовый автобус в Красноводск…

Довиденко развел руками:

— Я тоже говорю.

— Митрохин приедет — надо выносить вопрос на бюро. Сколько можно!

С высоты сфер, в которых Эминов вращался, я казался ему крохотным существом, величиной с насекомое.