— Я, какпионер, — отозвался начальникрыбинспекции, — всегда готов. Особенно для водной прокуратуры…

— Никто нас не слышит? — подпустил я туману.

— Нет, нет.

— Я о Сувалдине… Не могут они там, в заповеднике, химичить? А?

— Что вы имеете в виду?

— Это массовое отравление птиц… Может, цифры не сходились? А тут появляется возможность списать качкалдаков как погибших…

Начальник рыбинспекции с секунду поколебался. Если он и был вдохновителем анонимки, то все равно обязан был согласиться не сразу, а сначала проверив, что дичь, в данном случае я, действительно заглотила наживку.

— Вообще-то… — Подумав, он решил, что можно дожимать. — А что? Мне, честно говоря, тоже приходило это в голову… На людях распинаются в любви к бедной птице, бьют себя в грудь, а на деле…

— Ну, хорошо. — Больше мне ничего не надо было. — Мы еще поговорим!

Я бросил трубку, но тут же схватил ее снова. Звонил Орезов:

— Человек, который ехал в автозаке с Кулиевым. Я сейчас прочту… "Подсудимый Семирханов — нарушение правил безопасности движения. Освобожден в зале суда с учетом срока предварительного заключения, проживает: улица Карла Маркса, 7…"

— Я еду.

Мы разговаривали во дворе двухэтажного деревянного барака. У Семирханова было мясистое лицо, приплюснутый нос, восточные, с поволокой, глаза.

Против нас, рядом с водоразборной колонкой, бродили голуби. Каждый раз, когда кто-нибудь приходил за водой, они бросались на каждую пролитую каплю. В углу двора лежал ободранный, повернутый набок "Запорожец".

— Убийцу везли в крайнем боксе… — Поездку в суд Семирханов хорошо помнил, потому что она оказалась для него последней. Домой он вернулся пешком. — Во втором боксе везли воровку, а ее подельница сидела в общей камере с нами. Они всю дорогу перекликались…

Он показался мне человеком бывалым, медлительным, из тех, кто не поступает опрометчиво.

Я заглянул в составленный Хаджинуром список — там действительно значились две женские фамилии. Разыскать и допросить их в будущем не составляло труда.

— …Конвоиры им не препятствовали…

— Помните конвоиров?

— Нет. Освещение тусклое. Крохотная лампочка, даже углы не видать… Меня в Морской райсуд везли. Пока ехали,

чуть не ослеп!

— "Воронок" из тюрьмы подъехал сразу крайсуду Морского?

— Нет. Сначала в Черемушкинский, там оставили женщин. Потом в областной. Отвезли парня из бокса.

— Вы этого арестованного видели?

— Нет! Его раньше провели.

— А откуда знаете, за что он был арестован?

— Он крикнул статью: умышленное убийство…

— Ясно. Скажите — после того, как вы отъехали от тюрьмы, автозак останавливался?

— Останавливался. Вернее, притормозил…

— Что-то случилось?

— Да нет! Кто-то сел. Ему открыли снаружи…

Я так и представлял все это себе: в заранее обусловленном месте автозак остановился, кто-то сел, заговорил со смертником.

И все же в глубине души я надеялся, что ошибаюсь.

Парадокс! Лопались ложные авторитеты, садились на скамью подсудимых министры и секретари обкомов, члены ЦК, а я верил в маленьких людей, выполняющих несложную, но очень важную и необходимую для общества работу, Требующую всего двух качеств — честности и уважения к закону. Я прокурор! — как мальчишка верил, что в "воронок", в котором под усиленным конвоем везут убийцу, можно попасть только как в танк — подорвав либо полностью уничтожив экипаж…

— Вы слышали, как этот человек садился? — спросил я.