На берегу уже были сумерки. Вместе с Касумовым я бросился к машине, там причитали женщины. В тусклом свете фары, установленной на метеостанции, я увидел лежавшего на заднем сиденье капитана Мишу Русакова, на нем была моя синяя, с белыми полосами, ветровка из Кельна, по ней ползли, ширились страшные, не меньше чем сама смерть, коричнево-бурые пятна.

Миша был жив, он попытался улыбнуться, но было видно, что это ему дается с трудом. В ногах у него, рядом с сиденьем, валялись брошенные убийцей спички со знакомым портретом — Бокасса, видимо, предлагал Русакову прикурить.

Вдвоем с Касумовым мы быстро сняли с Миши одежду, я достал аптечку, как мог, затампонировал рану под лопаткой, сел за руль.

— Бокассу возьмите! — крикнул кто-то.

Я только махнул рукой.

Касумов устроился на заднем сиденье, рядом с Мишей, аккуратно привалил его к себе.

Нападение на Русакова было, очевидно, повторением того, что произошло с Пуховым. В том же месте. Пользуясь неожиданностью. Сзади.

"Только против Пухова в ход пущен был пистолет, а не финка!"

Исполнителем обоих преступлений оказался психически неполноценный человек, послушное орудие в руках, которые его направили.

Мы отъехали не мешкая.

Время от времени Миша тихо стонал, особенно когда я, стараясь ехать быстрее, попадая на выбоины.

"Что я знаю о Мише? Женат? Есть ли у него родители?" Из больницы надо было срочно звонить дежурному.

— Как он? — спрашивал я Касумова, не услышав очередного стона.

— Порядок, — отвечал Мазут.

Казалось — дороге не будет конца, я уже подумал, что еду словно по закрученной поверхности ленты Мебиуса, когда впереди неожиданно блеснули тусклые огни. Восточнокаспийск был уже рядом.

— Где лучше проехать? — не оборачиваясь, спросил я, лишь только мы въехали в город.

— Все время прямо, я скажу, где свернуть…

По территории больницы мы с Мазутом несли Русакова на руках, благо приемный покой оказался в нескольких десятках метров.

Пока шла операция, я прошел к телефону в кабинет главврача, поднял на ноги дежурного и Буракова и дал указание выехать на место и арестовать Бокассу. Потом мы еще долго вместе с Мазутом сидели в коридоре, пока не приехала маленькая светловолосая женщина с девочкой-школьницей — мать и сестра Миши Русакова.

Так мы сидели, когда из операционной появился грустный хирург — в колпаке, домашних тапках и непривычном, зеленого цвета, халате.

Хирург подошел к нам и вместо слов, которые висели в воздухе: "Мы сделали все, что могли, но тщетно… Мужайтесь!" — сказал:

— Он будет жить. Все в порядке. Ничего опасного…

Я прослезился и — страшно сказать! — тут же забыл о Мише, потому что голова моя была крепко забита тем, что я узнал и что временно просто отошло в сторону, пока я занимался раненым.

Из кабинета главврача я снова дозвонился до водной милиции — к счастью, Хиджинур был на месте.

— Ты по-прежнему в бригаде по раскрытию убийства Пухова? Изменений нет?

— Разумеется, Игорь Николаевич… — Он один делал вид, что не замечает событий, происходивших вокруг опального водного прокурора.

— Можешь говорить?

— Да.

— Слушай внимательно. Смертный приговор Умару Кулиеву вынесен областным судом 5 января…

— Слушаю.

— Нужно найти тех, кто мог находиться в тот день в автозаке вместе с ним…

— Арестованных?

— Ну да. Восточнокаспийск — город небольшой. Я думаю, конвой был один. По дороге мог захватить людей и в районные суды… Понял?

Во дворе я увидел Агаева с московскими проверяющими.