— Дочка, а где мы? Ну, это… в каком месте? Что-то я места не узнаю…

— Ого! — рассмеялся Кулешов, крепче сжимая руку. — Ты с кем еще вдарить успел, отец? Вот отчего у тебя бессонница!

— Ты не болтай, — оборвал его Никита Иваныч. — Постареешь — узнаешь отчего.

— Здесь же станция была, — пояснила Ирина. — Вон еще вагоны валяются. А дальше там — старый кирзавод…

— Ладно, чего вы за меня уцепились? — Никита Иваныч отобрал руки. — Сами ходить умеете…

В это мгновение над темным горизонтом полыхнула белая вспышка, и длинные тени расчертили землю. Никита Иваныч инстинктивно обхватил головы Ирины и Кулешова, прижал к себе… В воздухе пахло полынью и озоном.

А наутро, разбрызгивая грязь и лужи, в Алейку влетел сельсоветский «газик». Никита Иваныч только что заснул, потому что сверкало всю ночь, хотя гроза была далекая, и гром так ни разу и не ударил. Машина промчалась через весь поселок и остановилась у ворот Аникеевых.

— Хозяюшка! — позвал председатель. — Никита Иваныч требуется. Дома он?

Катерина сделала знак, мол, тише, и подошла к воротам.

— Дома, да токо задремал. Всю ноченьку маялся…

— А что так? Не заболел ли?

— Не знаю как и сказать, — Катерина оглянулась на избу. — Неспокойный какой-то стал. А нынче-то еще сверкало всю ноченьку… По какому делу-то к Никите Иванычу?

— Письмо ему пришло, — сообщил председатель и расстегнул полевую сумку. — Аж из Москвы, правительственное!

— Ой! — Катерина схватилась за ворота. — Не шутите ли?

— Какие шутки, — серьезно сказал председатель. — Вчера спецсвязью доставили, велели вручить, под роспись.

— Так я разбужу! — спохватилась Катерина.

— Погоди… — замялся он. — Катерина…

— Васильевна.

— Он пускай спит, Катерина Васильевна, я подожду, — сказал председатель и застегнул сумку. — Сам проснется — тогда…

— Может, пока чайку? — захлопотала Катерина. — Я еще не варила, нынче поздно встали, все сверкало, сверкало…

Она провела гостя в летнюю кухню и усадила за стол. За столом председатель вдруг стал робеть, стесняться, видно было, что голодный, что уехал из дому не завтракамши, однако выпил стакан чаю с медом, а от другого отказался. И разговор поначалу никак не клеился, пока председатель не вспомнил о мелиораторах.

— Эти… где тут остановились? — спросил он, Катерина поняла.

— Здесь, насупротив нас и остановились, — вздохнула она.

— Что, шалят, поди? — забеспокоился председатель.

— Они ж круглый день на болоте, некогда шалить. И начальник строго держит.

— Если хулиганить будут, сразу ко мне, не стесняйтесь, — предупредил председатель.

— Коли бумага из правительства пришла, теперь уберут их-то, — сказала Катерина с каким-то сожалением. — Раз в Москве про журавлей узнали — уберут… Сам-то ты не знаешь, что там писано?

— То-то и оно, — вздохнул председатель. — Вскрывать нельзя. Но я так прикинул: если бы на вашем болоте заповедник делали, то и нам бумага пришла. А нам бумаги нету. Я вчера уж в область звонил — тоже нету.

— Я ему, дураку, сколь раз говорила — зачем пишешь? Токо людей баламутишь.