Кормило ладьи казалось чересчур большим, но оно хорошо повиновалось
руке кормчего; старый Фиррен управлялся с ним так же легко и бережно,
как мать со своим младенцем. Ладья попала в глубокое течение, рулевое
весло ушло на восемнадцать дюймов ниже линии киля. Парус поднялся высоко
и распрямился. Свежий ветер быстро гнал ладью на север, однако гребцы не
покидали своих скамей, не снимали рук с весел, негромко переговариваясь
друг с другом. Они не успели еще далеко отплыть от Киева, враги, готовые
убивать без всякого сожаления, в любой момент могли нагнать их, поэтому,
если бы ветер утих, им пришлось бы немедля браться за весла. На ладье
было место для двадцати двух гребцов, но, в это плавание Меррик взял с
собой только двадцать человек.
* * *
Тусклый свет больших факелов, закрепленных на крепостной стене,
поблек. Киев таял вдали. Можно было еще различить густой черный дым этих
светильников, поднимавшийся к ясному летнему небу. Мужчины взялись за
весла: ветер угас так же внезапно, как угасает после судорог мужское
желание. Меррик заговорил со своими людьми, подбодряя каждого,
приказывая грести изо всех сил, чтобы уйти и от боевых, и от торговых
судов. Он не хотел неприятностей. На дне ладьи скопилось множество
сокровищ, и она стала привлекательной добычей для пиратов, хотя Меррик
сильно сомневался, что кто-нибудь решится напасть на двадцать хорошо
вооруженных викингов.
Меррик вернулся на корму, к старому Фиррену, который ни на миг не
отрывал ладоней от кормила. Взглянув на, мальчика, свернувшегося у его
ног, зарывшегося в толстое шерстяное одеяло, Меррик подал знак Кливу,
чтобы тот занял его место у весла, и опустился на деревянную скамью
возле кормчего. Старый Фиррен молчал, его руки направляли ладью,
слезящиеся глаза вбирали в себя скорость течения, тени черных туч,
несущихся над головой, следил за Взошедшими в тот вечер звездами, за
приметами, которые он различал на суше. Меррик не задумываясь убил бы
любого за старика - Фиррена прозвали стариком, когда он достиг
почтенного сорокалетнего возраста. Своей семьей Фиррен не обзавелся и
обычно говорил: “Зато у меня есть Меррик”.
Ларен застонала и попыталась перевернуться на спину. Меррик удержал
тонкую руку, чтобы она осталась лежать на животе. Маленький Таби,
съежившись, пристроился возле сестры. Он молчал, только поглаживал
грязной ручонкой плечо Ларен.
- Обещаю тебе, Таби, твой брат поправится. Он просто очень ослаб от
голода и усталости. Через несколько часов мы пристанем к берегу и
устроимся на отдых до рассвета. Тогда я присмотрю, чтобы его как следует
накормили, и он будет спать до тех пор, пока его силы не восстановятся. |