Селестина повернулась ко мне, и я увидела, что она не похожа на себя — ее глаза сияли от возбуждения, на лбу выступил пот. Она заглянула в потайную дверь, собираясь войти в нее, но вдруг отступила, пропуская меня вперед.

— Вы должны войти первой — ведь теперь это ваш дом.

Мне передалось ее возбуждение. Я знала, как обрадуется нашему открытию Коннан.

Я сделала шаг в темноту, и мне в ноздри ударил незнакомый едкий запах.

— Посмотрите, что там. Только осторожно, там могут быть ступени, — сказала Селестина за моей спиной. Она подняла свечу, и я действительно увидела две крутые ступеньки, ведущие вниз. Я осторожно спустилась по ним, и в этот момент позади меня закрылась дверь.

— Селестина! — в ужасе закричала я. Ответа не было. — Откройте дверь!

Мой голос бился, не находя выхода в этом каменном мешке, и я вдруг поняла, что попала в ловушку, поставленную мне Селестиной.

Вокруг меня была полная темнота, пронизанная холодной сыростью и непонятным едким запахом. Меня обуял ужас, который невозможно передать словами.

Я вдруг осознала страшную правду, которую так долго, по своей наивной слепоте, не могла или не желала увидеть. Я приняла версию, которая казалась очевидной и наиболее вероятной, шаг за шагом приближаясь к ловушке, поставленной Селестиной, которая и была тем человеком, который хотел избавиться от меня.

Я была парализована страхом. Несколько секунд я стояла, не двигаясь, затем поднялась по ступеням и начала колотить кулаками в стену.

— Выпустите меня! Выпустите меня! — кричала я, понимая, что кричать бессмысленно, потому что мой голос не выйдет за пределы потайной комнаты, отделяющей склеп, в котором я находилась, от часовни. Да и в саму часовню редко кто заходил…

Селестина, конечно же, незаметно вышла из дома, и никто даже не знает, что она приходила, ведь кроме меня ее никто не видел — все слуги давно разошлись по своим комнатам…

От ужаса я не знала, что мне делать, да и что я могла сделать, будучи запертой в этом каменном мешке?

У меня подкашивались ноги, в голове путались мысли, и мне казалось, что силы оставляют меня. Я знала, что в этом темном, сыром и холодном склепе долго прожить невозможно. От отчаяния я продолжала стучать в стену, царапать ее ногтями, пока не разодрала руки в кровь. К этому времени глаза мои привыкли к темноте, и я, перестав стучать, оглядела комнату, в надежде найти другой выход, и тут я наконец увидела, что я там не одна.

До меня в этот каменный склеп вошел еще кое-кто. То, что осталось от Элис, лежало на полу недалеко от ступеней. Наконец-то я нашла ее…

— Элис, — закричала я, — Элис, это ты? Значит, все это время ты была здесь, в доме?

Я закрыла лицо руками, не в силах смотреть на то, что было передо мной. Теперь я поняла, что за запах стоял там — запах смерти, запах тлена и разложения.

Сколько она прожила, после того, как за ней закрылась дверь, думала я. Сколько я смогу прожить здесь и от чего умру — от жажды, от голода, от удушья?

Я, должно быть, потеряла сознание и долгое время пролежала в обмороке, потому что, приходя в себя, я будто слышала рядом с собой чей-то голос, который, конечно, не мог принадлежать никому, кроме меня самой. Собственно, я до конца так и не пришла в себя, потому что я толком даже не знаю, кто я — Элис или Марта Ли. Наши истории были чем-то похожи: про Элис говорили, что она сбежала с Джеффри, про меня скажут, что я убежала с Питером в Австралию. И в том и в другом случае все было прекрасно рассчитано по времени. «Но почему? — спрашивала я себя, — почему?»

Теперь мне было ясно, чью тень я видела сквозь занавеси в спальне Элис… Она знала о существовании ежедневника, который я обнаружила в кармане амазонки Элис, и искала его, понимая, что в нем могут быть записи, которые разоблачат ее.