Деревня лежала в долине у подножия холма, на котором стоял Маунт Меллин. В центре ее была старая церковь из серого камня, наполовину увитая плющом.

Я прошла через калитку в церковный двор. Там стояла обычная для этого времени дня тишина. Я вдруг почти пожалела, что не взяла с собой Элвиан. Как я найду могилу Элис среди этих рядов серых гранитных крестов и плит? И тут мне пришло в голову, что у ТреМеллинов должно быть что-то вроде семейного пантеона или склепа, хранящего останки всех их многочисленных предков. Я огляделась вокруг себя и увидела большую усыпальницу из черного мрамора с позолотой. Подойдя к ней, я обнаружила, что она принадлежит семейству Нанселлоков. И тут меня осенило, что в ней должен быть похоронен Джеффри Нанселлок, умерший в один день с Элис.

Я нашла плиту в стене склепа с выгравированными на ней именами членов семьи, начиная с середины восемнадцатого века. Я вспомнила, что Нанселлоки жили в этих краях не с таких древних времен, как ТреМеллины. Имя Джеффри найти было нетрудно, ведь он был последним в этом перечне почивших Нанселлоков. Итак, я прочла на мраморной плите, что Джеффри Нанселлок скончался семнадцатого июля прошлого года.

Мне не терпелось вернуться домой и сверить эту дату с дневником Элис.

Отвернувшись от усыпальницы, чтобы пойти к выходу, я увидела идущую мне навстречу Селестину Нанселлок.

— А-а, мисс Ли, — сказала она, — я так и подумала, что это вы.

— Я пошла пройтись по деревне, — ответила я, — и вот забрела сюда.

— Я вижу, вас заинтересовала наша семейная усыпальница.

— Да, это красивое сооружение.

— Если подобное сооружение может быть красивым. Я часто прихожу сюда. Я люблю приносить цветы на могилу Элис.

— А-а, да, — запинаясь, сказала я.

— Вы уже, наверно, видели склеп ТреМеллинов?

— Нет, я не знаю, где он.

— Вон там. Пойдемте посмотрим.

Я пошла вслед за ней по высокой траве к усыпальнице, которая своим великолепием соперничала со склепом Нанселлоков. На черной плите стояла ваза с крупными маргаритками.

— Я только что поставила их сюда, — сказала Селестина. — Это были ее любимые цветы.

У нее дрогнули губы, и я подумала, что она сейчас заплачет.

— Мне пора идти, — сказала я.

Селестина кивнула. Казалось, она не могла говорить от нахлынувших на нее чувств. «Как же она любила ее. Наверное, не считая Элвиан, ее никто так не любил, как Селестина», — подумала я.

Я чуть было не рассказала ей о своей находке, но в последний момент меня что-то остановило. Воспоминание о неприятной сцене в солярии, свидетельницей которой была и Селестина, было еще слишком живо во мне. А что если в ответ на мой рассказ она напомнит мне, что я всего лишь гувернантка, которая не должна совать нос в дела семьи и друзей дома?

Я оставила ее и пошла к выходу. Оглянувшись уже у калитки, я увидела, что Селестина стоит на коленях у могилы Элис, закрыв руками лицо. Плечи ее вздрагивали, как будто она плакала.

Вернувшись домой, я сразу поспешила к себе и достала записную книжку из потайного кармана амазонки. Итак, из нее следовало, что шестнадцатого июля, накануне своего побега с Джеффри, Элис написала себе напоминание о том, что назавтра следует поехать к ювелиру за брошкой, которая нужна ей к восемнадцатому числу, когда она собиралась, видимо, с мужем, на ужин к их общим друзьям.

Нет, эта запись никак не могла быть сделана женщиной, готовящейся на следующий день совершить побег из дома.

Я чувствовала, что в моих руках оказалось почти неоспоримое доказательство того, что труп, найденный в искореженном вагоне поезда рядом с телом Джеффри Нанселлока, был останками не Элис, а какой-то другой женщины.