— Кто может подтвердить ваш адрес в Шотландии?

— Его все и так знают — это маяк на мысе Гнева. Прямо вдоль побережья, не промахнетесь.

— Вы из семьи смотрителя маяка?

— Нет, мама умерла, а отца у меня и не было. Меня вырастил Пью на маяке.

— Ну тогда, возможно, мистер Пью мог бы написать вам рекомендательное письмо.

— Он слепой, к тому же я не знаю, где он.

— Возьмите этот бланк и верните его мне лично, когда заполните.

— Я уже могу брать книги?

— Нет.

— Может, есть работа хотя бы по субботам?

— Нет.

— Ну тогда я буду просто приходить каждый день и читать книги.

Так я и делала.

В «Холидэй Инне» за мной с удовольствием оставили маленькую комнатку без окон, а взамен я работала в ночную смену — подавала картошку с горошком постояльцам, слишком усталым для сна. Я заканчивала работу в пять утра, спала до одиннадцати, а потом шла в Читальный зал Публичной библиотеки.

Но была одна сложность — я не могла брать книги домой, поэтому никогда не удавалось добраться до конца истории, прежде чем книгу брал кто-нибудь другой. Я так из-за этого переживала, что начала покупать себе яркие серебристые блокноты в ламинированных обложках, похожих на скафандры астронавтов. Я строчила туда истории, которые читала, но у меня пока оставались лишь бесконечные начала.

Я читала «Смерть в Венеции», а библиотека закрывалась, поэтому с огромной неохотой я вернула книгу на стойку и сказала, что завтра буду здесь первая, ровно в девять и ни секундой позже.

Я вся извелась, думая, что кто-нибудь возьмет книгу до меня, поэтому рано утром, бросив подавать отчаянным картошку с горошком, я сорвала передник и понеслась к библиотечным ступеням, словно паломник в ожидании чуда — к гробнице.

Оказалось, я там не одна.

В углу с моделью Эйфелевой башни на батарейках, освещенной лампочками, копошился старый пьянчужка. Он сказал, что когда-то в Париже был счастлив, только не помнит точно, где — в Техасе или во Франции.

— Все мы когда-то были счастливы, так ведь? Но почему же теперь мы несчастны? Можешь мне объяснить?

Я не могла.

— Видишь вон того? — сказал он, водочно ткнув в сторону фигуры, что брела, покачиваясь, по улице. — Он везде ходит с собачьей курточкой, во как. Просто ждет подходящую собаку.

— У меня есть собака. Его зовут Пес Джим. Он живет в Шотландии, на маяке. — (Что было правдой большую часть его жизни, но не теперь.)

— Шотландская овчарка, да?

— Нет, хоть и живет в Шотландии.

— Значит, должен быть шотландской овчаркой — вот еще одно несовершенство жизни. В жизни все не так.

— Мисс Скред говорит то же самое. Она говорит, что жизнь — это страдания, сгущающиеся сумерками.

— Она незамужняя дама?

— О да. С тех пор, как родилась.

— А где ее угол?

— То есть?

— Где она сидит ночью? Я вот сижу здесь. А она?

— В местечке под названием Сольт, в Шотландии. На Леерном проезде.

— Попробую добраться туда к лету.

— Там летом лучше всего. В тепле.

— Чего не отдашь за тепло? Я, вишь, ношу с собой модельку. Руки согревает.