|
Она показалась ему трогательной и жалкой в своей претензии на привлекательность. Ладить с его семьей тете было непросто. Детей у них с дядей, братом матери, не было. Дядя Бинки был туповатый, добродушный волокита. Он женился на тете Кларе в восьмидесятых годах прошлого века, через неделю после того, как увидел ее на сцене театра «Галилей» в Провиденсе. Она была ассистенткой фокусника маэстро Рудольфо Соломону всегда нравилось слушать истории, которые тетя рассказывала о своих театральных годах, и сейчас он поразился, почему судьба распорядилась так, что именно они двое из всей семьи остались в живых. Последний в роду Барберов и последняя в роду Уилеров. Девчонка из низших классов, как всегда называла Клару его бабушка, легкомысленная вертихвостка, утратившая свою красоту более тридцати лет назад, и сэр Необъятность собственной персоной, вечно растущий вширь вундеркинд, родившийся от безумицы и призрака. Никогда прежде он не испытывал к тете Кларе такой нежности, как в эти минуты.
— Вечером я опять уеду в Нью-Йорк, — сказал он. — Обо мне не беспокойся, — сказала она, не отрывая глаз от карт. — Я сама премило со всем управлюсь. Привыкла, ты же знаешь. — Сегодня я уеду, — повторил он, — и не вернусь больше в этот дом. Тетя Клара положила красную шестерку на черную семерку, поискала место на столе для черной дамы, горько вздохнула и взглянула на Барбера: — Ох, Сол, не надо такой патетики. — Да это не патетика. Я просто хотел сказать, что, возможно, мы больше не увидимся. Тетя Клара никак не могла взять в толк его слова. — Конечно, жалко, что твоя мама умерла, — ответила она. — Но не принимай это так близко с сердцу. Это же Божья милость, что он ее взял. Жизнь для нее была мукой, и вот наконец ее душа успокоилась. — Тетя Клара с минуту помолчала, подыскивая подходящие слова: — Не бери в голову всякие выдумки. — Тетя, речь не о голове, а о доме. Скорее всего, я больше не приеду сюда. — Но теперь этот дом твой. Ты им владеешь. Здесь все принадлежит тебе. — Это не значит, что я обязан здесь жить. Я могу продать его, как только захочу. — Но, Солли… вчера ты сказал, что не будешь продавать его. Ты обещал. — Я и не буду его продавать. Но ведь ничто не помешает мне продать его кому-нибудь, правда? — Получается одно и то же. Кто-то другой будет здесь жить, а меня свезут в дом престарелых к другим несчастным старухам. — Не свезут, если я передам наш Клифф-хаус тебе. И тогда ты останешься здесь. — Не говори глупостей. А то меня того и гляди сердечный приступ прихватит. — Все оформляется очень просто. Я хоть сегодня вызову юриста… — Но, Солли… — Может, я заберу с собой несколько картин, а все остальное пусть будет у тебя. — Так не пойдет. Не знаю, почему, но не стоит все это… — Я только об одном тебя прошу, — продолжал он, как бы не слыша ее возражений. — Хочу, чтобы ты написала внятное завещание, по которому дом отошел бы Хэтти Ньюкоум. — Нашей Хэтти Ньюкоум? — Именно. Нашей Хэтти. — Но, Сол, ты думаешь, так будет по-честному? Я насчет того, что… Хэтти, ну ты понимаешь, она… — Что «она», тетя Клара? — Цветная. Хэтти — цветная. — Если она к этому нормально относится, то и тебе не стоит беспокоиться на этот счет. — А что скажут люди? Цветная женщина живет в Клифф-хаусе. Мы оба прекрасно знаем, что в этом городе цветные могут быть только прислугой. |
