— Чему ты улыбаешься? — спросила Катрина.

Не мог же он признаться, что его смешит ее расчетливость.

— Ты так мило раскраснелась. Ты прелестнее всего после…

Девушка зажала ему рот рукой.

— Пожалуйста, сделай меня честной женщиной! — взмолилась она, расправляя помятую юбку. — Можно вообще без помолвки, просто поженимся. Вот увидишь, нам понравится заниматься любовью в постели, как «месье и мадам»…

— Катрина, довольно! Я не намерен пока ни на ком жениться. Хочешь, вообще перестанем встречаться, раз ты так нервничаешь!

Ее глаза сощурились, губы сжались в безмолвной ярости.

— Идет война, — с горечью напомнил ей Люк. — Франция оккупирована немцами!

Катрина посмотрела по сторонам.

— Ну и где ж они? — делано удивилась она.

Люк в очередной раз огорчился ее легкомыслию. Да, до сих пор немецкие солдаты почти не беспокоили их, но в отцовских письмах из Парижа день ото дня все отчетливее сквозила паника. На севере — на оккупированных территориях — люди терпели нужду и унижения, а основной удар пришелся на столицу.

— Многие беженцы с севера уже вернулись в покинутые было дома. Да и парижане все повозвращались. Сам знаешь! Они вовсе не боятся. — Катрина беззаботно пожала плечами. — Нас это не касается. Так о чем переживать?

— Они вернулись, — начал Люк, потихоньку отчаиваясь, — просто от безнадежности. Их дома, друзья, хозяйства — все в зоне оккупации. Сперва люди бежали на юг, спасаясь от гибели, а потом решили научиться жить при бошах. — При упоминании немцев он сплюнул. — У северян нет выбора, но это еще не значит, что мы должны поддерживать Германию.

— Смотри, чтобы жандарм Лондри тебя на таких речах не застукал.

— Я Пьера Лондри не боюсь!

Катрина вскинула на него потрясенный взгляд.

— Люк, осторожней! Он опасен.

— Это тебе бы поостеречься, а не потакать всем его желаниям. Я же знаю, что ваша семья раз в месяц задабривает его курицей.

Катрина нервно огляделась.

— Будешь много болтать, угодишь в неприятности. Я вовсе не хочу, чтобы меня расстреляли за речи против маршала.

— Маршал Петен был героем Первой мировой, но в вожди нации не годится. Режим Виши — просто посмешище, а теперь вот нас возглавляет нацистская марионетка. Лаваль пляшет под дудку Гитлера, он уничтожил всю нашу великую демократию и насаждает тоталитарный…

Катрина зажала уши руками — похоже, и в самом деле перепугалась не на шутку. Люк умолк. В конце концов, она простая деревенская девушка и искренне считает, что народу лучше покорно выполнять волю правительства. В каком-то отношении, возможно, она и права — но лишь для тех, кому не претит подчиниться банде корыстолюбцев и расистов, покусившихся на суверенные права Франции. Коллаборационисты! Пособники врага! От одного этого слова Люка скручивало от ненависти. Он и не подозревал, что питает столь сильные чувства, пока отец в красках не описал ему, как мучительно видеть Париж — Париж! — наводненный немецкими солдатами. Подобно множеству других молодых французов, Люк был глубоко разочарован тем, что его любимая столица распахнула свои двери и ползает перед гитлеровскими мародерами на брюхе, точно раболепный пес. Чтобы Франция, проявившая столько героизма во время Первой мировой, так позорно капитулировала… Немыслимо!

Изначальное недоброжелательство Люка сменилось настоящей ненавистью к немцам, и всякий раз, как немецкие солдаты подбирались к его дому, он устраивал какую-нибудь диверсию.

Именно ему пришла в голову идея перекрыть родник, питавший знаменитый фонтан в деревне еще с римских времен.