Саба тихонько причитала — мол, сплошной беспорядок, однако Люк знал: в глубине души она счастлива, что все снова вместе. В последние пару лет они жили с Люком вдвоем.
Руки бабушки казались слишком большими для крошечной легкой фигурки, словно усохшей с годами, — Сабе исполнилось восемьдесят семь. Эти скрюченные, изуродованные артритом руки по-прежнему оставались ласковыми и любящими, всегда были готовы погладить внука по щеке или шутливо погрозить ему пальцем. Несмотря на боль в суставах, бабушка до сих пор любила танцевать — иногда Люк легко, как птичку, подхватывал ее и кружил по комнате в такт музыке. Оба они знали, как это ей приятно.
— В мое время влюбленная пара только и могла прикоснуться друг к другу, что во время вальса. Я даже сквозь перчатки ощущала, как жарки руки твоего деда, — говаривала она Люку с лукавым огоньком в глазах.
Ее волосы, некогда черные как смоль, стали серебряными. Саба неизменно забирала их в строгий тугой пучок. Люк в жизни не видел бабушку с распущенными волосами. Он ее обожал.
Она всплеснула руками в безмолвном ужасе при виде того, как Гитель уронила очередную коробку.
— Не волнуйся, это всего лишь книги! — Люк подскочил к бабушке и обнял ее. — Всего лишь новые голодные рты, которые надо прокормить, — тихо добавил он, нагибаясь поцеловать ее. — Хочешь, я наловлю кроликов?
Саба потрепала внука по щеке, ее глаза лучились счастьем.
— Пока хватит с нас и кур. Вполне хватит. Только, пожалуй, немного бы свежей лаванды, — прошептала она.
Люк широко улыбнулся в ответ. Ему нравилось, когда она сдабривала свою стряпню лавандой.
— Принесу обязательно, — пообещал он и снова поцеловал бабушку в макушку.
Старшие сестры по очереди крепко и многозначительно обняли Люка, и он потрясенно осознал, какими худенькими оказались они под летними платьями. А мать, увидев Люка, и вовсе заплакала. У него защемило сердце — она тоже будто истаяла, стала совсем хрупкой и тщедушной.
— Мой мальчик, мой мальчик, — запричитала она.
Какой же тяжкой оказалась эта семейная встреча!
— Что ты плачешь? — Люк улыбнулся матери. — Все хорошо, мы целы, мы вместе.
Она замахала на него руками, не в силах вымолвить ни слова.
— Любовь моя, ступай в дом! — сказал Якоб с той нежностью, которую приберегал для одной лишь жены. — Девочки, проводите маму. Мне нужно поговорить с вашим братом.
— Позволь… — начал было Люк.
Отец остановил его, положив руку на плечо.
— Давай немного прогуляемся.
Люк никогда не слышал, чтобы отец, обычно жизнерадостный, говорил так серьезно и торжественно.
— Куда вы? — негромко упрекнула их Сара. — Мы ведь только приехали.
Люк улыбнулся старшей сестре, стараясь не обращать внимания на то, как уныло сутулятся ее плечи.
— Мы мигом, — украдкой шепнул он ей. — Мне не терпится узнать все-все про Париж.
— Поосторожней с желаниями, — предостерегла Сара, и у Люка сжалось сердце, столько печали сквозило в голосе сестры.
2
Люк шагал в ногу с отцом. Тот явно был взвинчен — вот-вот сорвется.
— Здорово, конечно, что вы вернулись, но знай мы о вашем возвращении заранее, успели бы подготовиться лучше. — Он положил руку на плечо отца. Даже сквозь ткань пиджака чувствовалось, как торчат угловатые ключицы.
— Времени не было, — отрывисто ответил Якоб. — Где Вольф? Я написал ему с дороги.
— Мы все равно сегодня ужинаем вместе. |