— Постоянного кавалера нет?

— Да вроде нет.

— Вам нравится жить одной?

— Капитан Джепсон, это так важно? — Девушка только сейчас заметила, что Вера Аткинс вышла из комнаты.

— Позволите называть вас Лизеттой?

Она кивнула — не отказываться же.

— Лизетта, полагаю, мистер Коллинз уже упоминал, что мы хотим вас завербовать.

— Я не понимаю, как мой образ жизни…

— Мы на войне и должны знать все — мы зависим от того, насколько можем доверять друг другу.

— Ясно. Что ж, у меня и впрямь очень немного друзей, постоянного кавалера нет, и да, мне нравится жить одной — не выношу шума и чужого беспорядка.

— Вы аккуратистка?

— Нет. Просто мне хватает хлопот с тем беспорядком, что я создаю сама.

— Так вы неряха?

— Отнюдь. Я живу в съемной квартире и не могу позволить себе неряшества — вдруг представители железнодорожной компании явятся с проверкой.

— Это ведь квартира вашей подруги, да?

Лизетта удивилась.

— Да. Харриет Лонсдейл.

Капитан кивнул с таким видом, будто заранее знал ответ. И перешел на итальянский:

— Расскажите мне о ваших родителях.

— У вас жуткий акцент, — ответила ему девушка на том же языке.

Джепсон засмеялся. И мгновенно стал держаться совершенно иначе.

— Знаю. Поэтому-то шпиона из меня и не выйдет.

Глаза его сузились, взгляд пронзал Лизетту буквально насквозь.

И вдруг слова капитана дошли до ее сознания. Шпионом ? Что-что?

— Вы меня в шпионки вербуете?!

— И как вам от этой мысли? — он снова переключился на французский.

— Нервно.

— Очень хорошо. Скажи вы, что счастливы и в восторге, тут уже я начал бы волноваться. А как вам идея вернуться во Францию?

Лизетта откинулась на спинку стула, лишившись дара речи.

Джепсон подался вперед и снова перешел на английский:

— Я знаю, что вы медленно и целеустремленно строили себе новую жизнь здесь, в Англии. Собственно говоря, Лизетта, я вообще о вас знаю очень много. Вы работаете в «Лайонс-корнер-хауз», а кроме того на добровольных началах — один вечер в неделю в «Френч-кантин». Зачем?

— В конце смены я совершенно бесплатно получаю отличный ужин, — ответила девушка. — Настоящая французская еда.

— И разумеется, вдобавок имеете шанс попрактиковаться во французском. Умно придумано. Ваш отец был немцем. Получил боевое ранение, после чего в 1918 году перебрался во Францию, где познакомился с вашей матерью, наполовину француженкой, наполовину англичанкой, и женился на ней, когда им обоим было по двадцать лет. Они обосновались в Лилле, где через два года после окончания войны вы и родились. Изначально ваша семья носила фамилию Форстнер, но ваши родители удобства ради переиначили ее на французский лад — в восемнадцатом году немцев во Франции не слишком жаловали.

Он заметил, как затуманились ее глаза.

— Простите. Не хотел вас огорчать.

— Ничего. Отец всегда говорил, что ощущает себя скорее французом, чем немцем.

— Он ненавидел свой народ?

Лизетта ошеломленно вскинула голову.

— Капитан Джепсон, он не был трусом!

— Я ничего подобного и не утверждал. Хотя другие, наверное, утверждали.

— Мой отец был человеком с научным складом ума — очень мудрым, очень мягким. Ему была ненавистна мысль, что Германия развязала войну, в которой погибло столько молодых людей.