- Говорил,
надо быстрее...
Глаза Василия Егоровича снова спрятались под брови - смерил генерала
с головы до ног.
- Герой... Советского Союза!.. А я ведь тебя узнал. Увидел в профиль
и узнал... На щеке у тебя не морщина и не складка - шрам. Ну-ка, покажи!
Моя метка!
И полез щупать корявыми, изрезанными пальцами...
***
То, что его не оставят в покое, Мавр понял сразу же, как только
заявил начальнице колонии о своем намерении жениться. Она не умела прятать
чувств; на ее бледном, простоватом лице вначале вспыхнул целый букет - от
изумления до глухой, тихой подозрительности. Он сразу же повинился, что
солгал про внучку, что у них нет никакого родства, и ложь эта благородна,
поскольку он подобных мыслей не держал, когда ехал сюда. Мол, когда увидел
истерзанного и глубоко несчастного человека, решил если не спасти, то хоть
как-нибудь помочь. А замужество для Томилы - спасение, ибо она давно
страдает от одиночества и в таком состоянии может погибнуть в лагере.
Он врал искусно, даже прощения попросил, однако уже чуял, напрасно. А
когда "хозяйка" услышала весть, что этот ненормальный генерал в местной
нотариальной конторе еще и дом в Крыму жене отписал, вообще замкнулась и
выразительно замолчала. От немедленных разборок ее удерживала
непростительная и глупая ошибка, допущенная еще утром, - не проверила
документы, запустила в зону и разрешила свидание неизвестному человеку,
скорее всего, душевнобольному, авантюристу или циничному преступнику,
воспользовавшемуся генеральской формой и наградами. Если его сейчас же
сдать своим операм или органам, на следствии обязательно выяснится, как он
пил чаи с "хозяйкой", как она лично провела его через КПП и дала
прапорщика в денщики - чтоб и в магазин за продуктами бегал, когда
потребуется, кипяток приносил и еще охранял тишину и покой.
Кто его знает, а вдруг он на самом деле генерал, Герой да еще со
связями? Со сдвигом, коль решил жениться на зэчке, но со связями?
Мавр чувствовал ее душевную борьбу и пытался не то чтобы рассеять
подозрения, а хотя бы сгладить их, снизить накал страсти.
- Как только будет отпуск, приезжайте ко мне в Крым, - как бы
предлагал он взятку. - Дом стоит в тридцати метрах от моря! Великолепный
сад, виноградник, винный погреб, прошу заметить! Спросите Томилу, она
расскажет...
Она не покупалась, хотя вежливо кивала, приводила какие-то глупые
аргументы, а сама лихорадочно соображала, как поступить. С той поры, как к
зэкам каждую неделю стал приезжать священник, она начала проникаться
христианскими заповедями, ибо никаких других уже не оставалось, а жизнь
стремительно катила под гору. (Это Мавр узнал еще утром, за чаем.) И
теперь "хозяйка" никак не могла решить, по-божески будет отказать в
регистрации или нет? Самое главное, не нашла причин, чтоб отказать, даже
после того, как под предлогом требований ЗАГСа взяла у него паспорт.
Потом уж и деваться некуда было...
Двадцатилетняя девчонка окрутила их за три минуты и еще десять
выписывала документы.
Мавр знал: как только он достаточно удалится от колонии, так сразу же
будет сигнал куда надо, с какой-нибудь несуразицей. Не зря же из "скорой"
вылезли два могучих санитара, а орелики в гражданском бежали вприпрыжку по
лестнице, помахивая пистолетиками...
А тут еще тесть пристал - исследовал складку на щеке, обнаружил шрам
и кинулся на шею. Чувства его захлестывали, и было непонятно, обнимает он
или душит; сказать ничего не мог, только низко и жалобно урчал, словно
рассерженный бык.
- В рот тебя по нотам! Падла!. |