— А ты бы не дергался? От же ж дурная голова! Это как у моей тетки в селе хлопцы перепились, а закуска кончилась. Так они поймали соседскую свинью и прямо живой окорок оттяпали. Нам, говорят, целая свинья без надобности… От же ж и ты такой, хоть и трезвый. Кто так с бабой обращается? Она хоть и баба, а тоже человек! Ты ж сделай так, чтоб ей не больно было, тогда и она дергаться перестанет! Смотри, что наделал! Ты ж ей все руки изрезал, чудила! Да не сюда, баран, вот сюда, в шею…

— О господи, — не открывая глаз, прошептала Даша. — О господи. О гос…

Она услышала совсем негромкий отвратительный мокрый хруст. Мычание жертвы оборвалось, кровать содрогнулась в последний раз, и стало тихо. Потом захрустело снова, уже громче, послышался тупой удар, за ним еще один. «О це дило», — одобрительно сказал Грицко, а Долли с треском и шипением откупорил новую банку пива.

Даша услышала над собой чье-то хриплое, с присвистом дыхание и открыла глаза. Перед ней стоял Денис. Волосы его были всклокочены, глаза дико сверкали на бледном, перекошенном, густо забрызганном кровью лице. Одежда его тоже была сплошь заляпана кровью, а кисти рук были словно одеты в перчатки из красной лакированной кожи, и одну из этих страшных, окровавленных, трясущихся рук Денис протягивал к Даше ладонью вверх.

— К… кольцо, — пьяно запинаясь, сказал он.

Даша решила, что ослышалась.

— Что?

— Дай мне твое кольцо, — все тем же пьяным, тягучим голосом повторил Денис. — Это нужно для… Ну, ты понимаешь. Для правдоподобия.

— Господи, — сказала Даша, — какая же ты мразь! Ублюдок, убийца, трусливый вурдалак…

— Я сделал это ради тебя, — сказал Денис. — Только ради тебя. Домик на берегу Мексиканского залива… — Он хихикнул, как умалишенный. — Дай мне кольцо, Дарья.

— Иначе ты возьмешь его вместе с пальцем? — чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, ломким от ненависти голосом спросила Даша.

— Да, — сказал Денис. — Иначе мне придется взять его вместе с пальцем. Придется, понимаешь?

Даша сорвала с пальца кольцо, швырнула его на пол, уронила лицо в ладони и разрыдалась.

* * *

Они сидели за пластиковым столиком открытого летнего кафе, и легкий ветерок трепал у них над головами края синего матерчатого зонтика. Солнце светило ярко, по-летнему, но в ветерке уже ощущалось зябкое дыхание приближающейся осени — заморозков, дыма опавших листьев, которые тлеют в огромных пестрых кучах на газонах и в скверах, затяжных дождей, а потом и первого снега.

— Не тяни, Хохол, — попросил Паштет, рассеянно вертя в руках сигаретную пачку. — Заканчивай с этим делом поскорее, ладно?

— Сначала мне надо получить деньги, — сказал Хохол, — а папаша упрямится. Но ты прав, Павлик: с этим делом пора завязывать. Я у тебя непозволительно загостился, и вообще… Вот ведь упрямая сволочь! Я о Казакове говорю, — пояснил он, поймав на себе удивленный, исподлобья, взгляд Паштета. — Главное, Паша, этот старый хрен до сих пор никак не поймет, что шутки кончились и что дело ему теперь приходится иметь не с собственной дочерью, а с серьезными людьми, с нами.

— С тобой, — поправил Паштет. — Я не при делах.

— Ну да, конечно… Ты у нас чистенький, и чем дальше, тем чище. В ангелы решил записаться? Ладно, это твое дело. Ох, бабы! Как они нами вертят… Вот, возьми, к примеру, этого моего крестника, Дениса. Разве он один, без бабы, на такое отважился бы? Да никогда в жизни! Кишка у него тонка, мозгов маловато.