Арьян, запутавшись в ветках, порвал ткань рубахи, забранился, вертясь, пытаясь выбраться из колючей ловушки, слыша, как хрустят ветки под ногами у убегающей княжны.

– Дана! – снова крикнул в сырую темноту гущи. – Дана! Вот же гадство, – буркнул, ломая зло ветки, и, вырвавшись из плена, кинулся снова за княжной.

Вылетев на едва заметную стёжку, Арьян заметил Дану. Она уносилась прочь из зарослей в противоположный край от посада. Княжич снова ругнулся и пустился за ней. Подруг её и след простыл, куда те подевались – неизвестно. Глазам открылся бескрайний луг. Арьян напряг зрение, различия в темноте женскую фигурку, устремившуюся по скату к реке. Путаясь в густой траве, Дана оскальзывалась и падала, поднималась и бежала прочь.

«Дурёха, ногу так подвернуть несложно», – княжич кинулся за ней.

С каждым ударом сердца брала злость и неуёмное, кипящее возбуждение, что заставляло не чувствовать земли под собой, а только одно желание – догнать княжну. Вновь до слуха докатился шум веселья, замелькали костры, но всё пролетало мимо зарницами яркими и голосами невнятными, что смешивались в одно единственное звучание, сплетались с грохотом сердца, биением крови в висках. Девушку он настиг неминуемо. Арьян видел, как разлетелись её огненные волосы, как мелькнули лодыжки из под поднятого подола, который Дана сжимала в кулаках. Он ловил её обрывистое дыхание и запах тягучий. Не знал себя, когда настиг княжну. Не помнил, как вместе рухнули в траву.

– Пусти! – пыталась вырваться Дана, грубо пихнула в грудь локтем. – Пусти, раскричусь!

– Кричи.

Уцепившись за траву, Дана попыталась высвободиться и отползти. Арьян не позволил, рывком подтянул к себе, придавил взъярившуюся княжну, ощутил, как колотится сердце, как вздымается грудь в судорожном дыхание, как щёки багрянец заливает, а глаза серые темнеют и мерцает на самом донышке этих колодцев холодный свет.

– Не злись, княжна, – проговорил Арьян и прижал девку грубее, и сам не знал зачем, но неодолимо дикая сила управляла сейчас им.

Дана попыталась развернуться, чтобы пнуть, но ничего не вышло. Арьян зажал девичьи ноги между коленями, пригвоздил запястья к земле, грозно навис над ней, распяв. Дана заметалась, выпуская придушенное рычание, волосы опутали лицо, ноздри гневно и шумно раздувались. Девица плотно сжала губы, глядела из под ресниц обжигая.

– Ты уже сказал мне ответ, что тебе ещё нужно? – выпалила она разгневано.

– Ничего, – ответил Арьян и впился в её горячие губы.

Дана замерла, а потом забилась сильнее, задохнулась, попыталась увернуться, Арьян захватил её рот снова, прижался в настойчивом поцелуе, раскрыл нежные губы языком, принялся ласкать твёрдо. Девушка вдруг вся ослабла, и Арьян ощутил под собой мягкость стройного тела через ткань одежды. Насытившись, княжич отстранился. Дана оставалась лежать смирно, подрагивали тёмные ресницы и дыхание тёплое трепетало.

Княжич, обвёл взглядом изгибы её тела, разгорячённый лик, почувствовал, как в штанах тяжелеет и падает камнем свинцовая волна в пах, пролилось возбуждением по телу, что голову закружило, будто багульника надышался. Арьян отстранился и отпустил руки девушки. В ушах гул крови, муть в глазах. Переведя дух, Дана шевельнулась, а затем привстала.

– Я не…

Звонкая пощёчина опалила щёку, прервала его оправдания.

– Это за то, что в сердце у тебя одна, а целуешь другую, – выдохнула Дана сердито, поднялась с травы и пустилась прочь.

На этот раз Арьян не бросился нагонять, остался сидеть на земле обескураженный. Дурман трав ли перемешал чувства, или ночь заколдованная, что вырывает наружу тайные вожделения. Он думал и не мог понять, что на него нашло. Разъярённый взор Даны прожигал, на языке вкус её губ – горько сладкий, женский дух пробуждал неведомое в нём необузданное чувство.