|
Ждали в первую очередь племя Бен Тайеба, но еще и делегацию китайцев и евреев квартала, а также всех латиноамериканцев, какие изъявят желание прийти. Долговязый Мо привел всю Западную Африку. За ними увязались пара-тройка американцев, часто захаживавших в ресторанчик «На мели», тот, что на улице Анвьерж. Нужно было сделать так, чтобы этого одинокого человека проводило как можно больше народа. Такова была воля Жереми. И чтобы женщины рыдали в голос. И чтобы рвали на себе волосы. Словом, чтобы было лучше, чем на похоронах национального героя, настоящее погребение планетарного масштаба.
– Как если бы мы хоронили его в центре Земли. Жереми возложил на голову Шерифу миртовый венок. Комнату заволокло туманом ладана. – Я могу начинать? – спросил рабби Разон. Да, уже можно было. Все было чинно, своим порядком, как на земле, так и на небе. Но он не начал. В этот самый момент в дверном проеме появился ангел. Прозрачный, молочно-белый, он застыл под взглядами всех присутствующих. Это был один из тех ангелов, каких мы обычно видим на витражах: пышных, белокожих, с лицом, светящимся небесным спокойствием и безразличием. Это была мама. Она прошла к умирающему сквозь благоговейную тишину. Казалось, она не касается ступнями пола. Она приковывала взгляды и проникала в умы. Когда она склонилась над челом умирающего, все, мужчины и женщины, почувствовали жар ее дыхания на своих устах. – Этот человек еще не умер, – произнесла она наконец. Потом скомандовала: – Положите его в мою постель. И исчезла, так же как появилась. Пришлось выждать, пока рассеется зачарованность, чтобы рабби Разон мог дать зеленый свет: – Там, где Бог не справляется, туда он посылает женщину. Перенесите его к ней в кровать.
– Вне всякого сомнения, – заметил Хадуш, после того как мы перенесли Шерифа, – твоя мать – это явление. – Поэтому-то мы и видим ее так редко, – ответил я. И так как мы были наедине, я улучил минутку, чтобы спросить: – Что ты сделал с Серфингом? – Похоронил, не так пышно, конечно. – Но кроме этого? – Он был всего лишь марионеткой. Мы засекли тех сволочей, что дергали его за ниточки. Он был их игрушкой, вот мы его им и вернули. Они просто-напросто положили тело Серфинга в багажник «мерседеса», вместе с отрезанным ухом владельца и его же стволом 11,43. После чего вызвали полицию и решили не ждать, что будет дальше. – В принципе, я осуждаю подобное сотрудничество, – объяснял Хадуш, – но бывают обстоятельства, когда мир и спокойствие в гражданском обществе заставляют пойти на некоторые уступки. Мо и Симон остались на шухере в бандитском квартале. Ровно в шесть утра силовики в масках наводнили здание и забрали человека с отрезанным ухом, «мерседесом», трупом Серфинга, орудием преступления и перспективой загреметь лет эдак на пятнадцать. – Сейчас он, наверное, уже сдал всех своих. Он крепкий, но размазня. – Смотри, как бы он тебя самого не заложил, Хадуш. Ухо-то его – твоя работа, не забыл? Хадуш возвел очи к небу, как бы прося терпения для этого недалекого ученика. – Мой нож – в кармане Серфинга, с его же отпечатками на рукоятке. Пауза. – Видит бог, как нам с Симоном не хотелось оставлять там наши доспехи! Еще пауза. – Но чего ты хочешь?.. И он с чувством выполненного гражданского долга заметил: – Надо уметь жертвовать.
Нам с Жереми запретили появляться в маминой комнате. Очевидно, это было их, женское дело. В доме теперь все разговаривали только шепотом. |
