|
Это-то и было, что обыкновенно называют приготовлением мира к принятию царства Мессии. Автор не думает скрывать, что вопрос об этом сильно его интересует, и что потому он и взялся за составление своего сочинения, что надеялся послужить к разъяснению этого вопроса. Такое признание очень редко можно слышать из уст нецерковного историка, и потому мы считаем долгом привести это признание с буквальной точностью. «Мы любим, — говорит он, — вообще вводить в историю те резкие противоположности, какими восхищаемся в романах. Нам нравится прямо противопоставлять предыдущей эпохе последующую и воображать себе, будто мир идет неправильными скачками и непредвиденными переворотами. Таким образом изучая борьбу двух религий, оспаривающих друг у друга Римскую империю во II в., многие готовы думать, что они были совершенно противоположны одна другой и что в новом учении все должно было служить предметом удивления и даже негодования для людей, воспитанных в правилах древней религии. Мнение это преувеличено. Нет никакого сомнения, что между ними существовали коренные разности, но зато они вполне сходились в некоторых пунктах и трудились иногда различными способами для общего дела. Обыкновенно воображают себе, будто эти два общества следовали по противоположным направлениям; труд же наш доказывает, напротив, что они скорее шли по одинаковому пути. Христианство, несомненно, извлекло большую пользу из совершившегося до него религиозного и философского труда. Оно не распространилось бы, конечно, так быстро за век перед тем в этом равнодушном, насмешливом обществе, вполне преданном политическим заботам, не верившем и не имевшем потребности верить религиозным вещам. Христианству было полезно явиться среди этого религиозного брожения, отрывавшего мир от равнодушия; ему было полезно и то, что это брожение достигло только неполных результатов. Философия поставила величайшие задачи, но не разрешила их, религия возбудила умы, но не удовлетворила их. Умы были смущены, взволнованы, полны неудовлетворенных желаний и беспокойных ожиданий, жаждали верований, и были готовы, не колеблясь, следовать за тем, кто принесет им наконец те драгоценные блага, которые им показали издали, но которых им не дали, — спокойствие и веру. Следовательно, вполне справедливо, что религиозное и философское движение первого века приготовляло для христианства пути и облегчало его успех. Вот что составляет его важность, вот что и заставило меня изучить его подробнее в предлагаемом сочинении. Можно сказать, что в I в. весь мир восстал под влиянием религиозного духа и философии; он был на ногах и двигался еще и не зная Христа, но стал уже сам собой на путь христианства» (С. 642–645).
Для того чтобы познакомить с суждениями автора по этому интересному вопросу и теми основаниями, на которых они опираются, познакомить полно и фактически, для этого нам пришлось бы выписать чуть ли не полкниги Буасье. Поэтому в краткой журналы ной заметке мы по необходимости должны ограничиться указанием очень немногого из очень многого. Познакомиться же всесторонне с раскрытием вопроса в книге Буасье предоставляем самому читателю. Мы выберем из книги в нашей заметке по преимуществу такие места, где автор прямо указывает, какое отношение имеет данный факт или известное явление к христианству и его успехам в языческом мире. Прежде всего автор указывает в языческом мире описываемого им времени какое-то томительное и горячее ожидание какого-то необычайного переворота в истории человечества. «В то время все были убеждены, что истощенный мир приближается к какому-то великому перелому, и что готовится какой-то переворот, который возвратит ему юность. Неизвестно, откуда взялась эта мысль, но распространилась она чрезвычайно быстро. В то время всюду было какое-то брожение, какое-то ожидание, какая-то безграничная надежда», в чем, по мнению автора, оправдывались слова Апостола (Рим. 8, 22) (С. 210–211). «Вергилий, привыкший черпать свои вдохновения в народных чувствах, сделался эхом этих неясных надежд. |
