— М-м… — снова кивнул он и громко отхлебнул чаю.
— Суп совсем остыл, — пожаловалась матушка Имаи. — Мисако, ты не могла бы подогреть?
— О, извините! Хидео, тебе тоже подогреть?
— Нет времени, — отмахнулся он, — я только чаю выпью.
— Это всего минута!
Мисако подхватила на поднос обе чашки и кинулась на кухню, краем уха слушая лекцию старухи о том, как вредно оставаться без завтрака. Не успел суп согреться, как из столовой донеслось «пока». Мужа Мисако застала уже в прихожей.
— Я думала, мы успеем поговорить… — начала она.
— Не сейчас, — раздраженно перебил Хидео, натягивая туфли, — мне пора в контору. Я, знаешь ли, иногда работаю.
Он схватил портфель и выскочил. Раздвижная дверь с силой захлопнулась, едва не оборвав колокольчик.
— Чтоб ты провалился! — в сердцах выпалила Мисако, слишком поздно сообразив, что свекровь могла ее слышать.
Вздохнув, она поплелась на кухню. Суп перекипел и заливал плиту.
Лишь наверху, укладывая вещи, Мисако удалось немного успокоиться. Она складывала свитера и юбки в чемодан с таким ощущением, будто уезжает на каникулы. Дома, с матерью и отчимом, дышать будет легче, а здесь свекровь пускай сама решает, что готовить Хидео на ужин, и ждет его хоть всю ночь напролет! Представив себе госпожу Имаи, сидящую до утра без сна в ночном кимоно, она весело расхохоталась.
Два часа спустя Мисако уже выходила из дома, чувствуя себя птичкой, выпорхнувшей из клетки. Госпожа Имаи проводила невестку до двери в хорошем настроении, передавая приветы и пожелания семейству в Ниигате и не забыв присовокупить к ним коробочку рисового печенья. Впрочем, затягивать прощание она не стала и, едва закрыв дверь, поспешила к телевизору, где уже пять минут как началась ее любимая телевикторина.
Причиной равнодушия Хидео к жене была двадцатичетырехлетняя Фумико Хара. Чувственная толстушка, она предпочитала считать себя скорее пышной и сексуальной, нежели полной. Слово «сексуальный» наряду с другими полезными американскими словами она узнала в токийском колледже, где проходила двухгодичный неполный курс английского языка. При росте около среднего по европейским меркам, Фумико тем не менее была выше всех подруг и обладала гораздо более женственными формами, однако, познав радости секса, совершенно перестала стесняться своей исключительности. Она гордилась тем, что покупала бюстгальтеры четвертого размера в специальном магазине, обслуживавшем в основном иностранцев. Подобно большинству молодежи, Фумико обожала все иностранное, особенно американское.
Когда мужчины говорили о ней, слово «сексуальная» звучало чаще всего. В целом она пользовалась большим успехом. Еще в детстве Фумико пришлось выслушать много дерзостей от мальчишек по поводу «больших сисек», а в метро нахальные подростки частенько норовили прижаться к ней и даже потрогать.
В те времена она старалась носить мешковатые блузки, усиленно зубрила английский и не пропускала ни одного американского фильма.
Едва закончив колледж, Фумико познакомилась с иностранным журналистом, американским евреем, и тут же закрутила с ним интрижку. Разумеется, от родителей связь следовало таить, и ей пришлось немало поупражняться в фантазии, изобретая поводы для поздних возвращений. Когда журналист через полтора года отбыл к себе домой, успехи Фумико как в английском языке, так и в технике интимных отношений достигли потрясающей высоты.
Роман с Хидео начался еще летом, в июне. Вопреки предположениям Мисако, любовница ее мужа работала не в баре, а в бюро путешествий, офис которого располагался неподалеку от конторы Хидео в районе Муромати. Они познакомились, когда Хидео пришел заказывать коллективную экскурсию для сотрудников своей компании. |