— Нет, слишком поздно. Если змей пропитался грязью, он уже никогда не взлетит.

Теперь, лежа в постели в пустой квартире и предаваясь печальным размышлениям, Мисако окончательно осознала, что брак ее закончился неудачей. Осознала и примирилась с необратимостью свершившегося факта. Этот змей больше никогда не взлетит.

Она закрыла глаза и снова попыталась заснуть, но карусель мыслей продолжала свое утомительное вращение. Работа не давала продохнуть. Ко всеобщему удивлению, бизнес Сатико нисколько не пострадал от газетного скандала, а, наоборот, получил хорошую подпитку. Девицы из лучших ночных клубов Токио толпами осаждали модное ателье. К счастью, у Сатико было что предложить. Она вернулась из отпуска на Гавайях с целым альбомом новых моделей, планируя в этом году осваивать гогеновскую гамму в сочетании с идеей саронга. Дела шли столь многообещающе, что ателье срочно требовалась еще одна закройщица и две швеи.

Отчаявшись утихомирить вертящийся поток мыслей, Мисако встала и принялась искать снотворное. За все время, что она жила у Сатико, такого еще не случалось.

«Кэнсё-сама, здравствуйте!

У нас стоит теплая солнечная погода. Сегодня в обеденный перерыв я решила прогуляться и увидела за стеной сливу с белыми цветами. Распустились лишь отдельные ветки, но я сразу вспомнила ту, которую Вы поставили в вазу для чайной церемонии. Пользуясь случаем, хочу еще раз поблагодарить Вас за чудесные часы, которые провела в Камакуре.

На следующий день я поехала к родным в Сибату и узнала, что Тэйсин-сан лежит в больнице с двусторонней пневмонией. Болел он очень тяжело, но сейчас, как пишет мама, уже почти поправился и снова служит в храме, окруженный любовью и заботой прихожан.

Вообще, в Сибате столько всего произошло, что в письме не напишешь. Самое главное, в день Нового года мама обнаружила ту самую урну с прахом в комнате Тэйсина и была крайне рассержена. Тэйсин-сан, когда я приходила его навещать, очень нервничал из-за того случая и сказал, что боится держать урну в храме. Чтобы его успокоить, я забрала урну в Токио и держу в своей комнате на полке за календарем. Моя подруга ничего пока не знает, а я боюсь ей сказать и чувствую себя виноватой. Так или иначе, пока мы не нашли родственников погибшей девушки, прах придется хранить.

Пока я очень занята в ателье, но через некоторое время должен наступить небольшой перерыв в заказах, и тогда в одно из воскресений, если, конечно, у Вас найдется время, мы могли бы снова встретиться. Тогда я расскажу все новости подробнее.

Мисако поставила подпись и задумалась. Почему «Имаи»? Может быть, тот ужасный адвокат прав и пора вернуть старую фамилию? Собственная неуверенность раздражала. Нет уж, пускай пока останется так, как есть, иначе Кэнсё совсем запутается. С другой стороны, имеет ли она вообще право подписываться фамилией семьи, из списков которой уже вычеркнута? По телу прошла нервная дрожь. Так трудно, когда больше не знаешь, кто ты… От долгой работы и тяжелых мыслей накопилась усталость. Хватит на сегодня, письмо Тэйсину можно написать и после… Мисако отложила перо и потянулась. Наступала ночь, где-то в городе звонил храмовый колокол, но голос его был едва слышен, теряясь в многоэтажных лабиринтах городских джунглей.

«Здравствуйте, Мисако-сан!

Спасибо Вам за теплое письмо. У нас в Камакуре сливы тоже пытаются цвести, и я часто с удовольствием вспоминаю ту чайную церемонию. Очень хотелось бы ее повторить.

Мне не терпится с Вами снова увидеться, тем более раз Вы так беспокоитесь из-за урны. В следующее воскресенье я буду в Иокогаме на выставке керамики, где будут представлены работы моего друга. Если у Вас получится приехать и встретиться со мной, возьмите урну с собой. Пусть пока хранится в моем храме, это снимет тяжесть с Вашей души. Когда обстоятельства изменятся, я верну ее в храм Сибаты.

Прилагаю к письму приглашение на выставку.