— Ну так что, госпожа Сотникова?

— Почему вы все время называете меня госпожой? — спросила она и улыбнулась бледной улыбкой. — Может, мне тоже называть вас господин Костромин?

Он приложил столько усилий, чтобы иметь возможность называться господином Костроминым, что, даже случайно произнесенное, это обращение доставляло ему удовольствие.

— Вы можете называть меня Кирилл, раз уж мы с вами ужинаем второй раз.

— А вы меня — Настей. Мне так проще.

— Ладно. Настя. Что вы придумали?

— Я должна все выяснить, — заявила она решительно, как о давно продуманном, — до конца. Я должна знать, кто убил мою бабушку и за что.

— Это проще сказать, чем сделать. Или вы наймете частного сыщика?

— Я не могу никого нанимать. Это касается моей семьи, и я не стану вмешивать в это дело посторонних. Ни в какое торжество закона я не верю. Я могу только разобраться сама.

— Все это очень красиво, — сказал Кирилл с раздражением, — но, по-моему, совершенно невозможно.

— Возможно. Я уговорила всех пожить неделю на петергофской даче. Как бы в память о бабушке и затем, чтобы разобраться с ее наследством. Ну, чтобы Сережка забрал свои книги, Владик картины, Соня бриллианты и так далее. Все согласились, потому что сейчас все за мной ухаживают. Я… с трудом все это пережила, заболела даже. Владик, по-моему, считает, что у меня временное помрачение рассудка, но он тоже согласился приехать. Тетя Александра сказала, что сестра ее не признавала, так она хоть после ее смерти поживет в хоромах, в которых та жила всю жизнь. За неделю я что-нибудь выясню. Обязательно.

— Ничего вы не выясните, — сказал Кирилл. Ее самоуверенность его раздражала.

— Почему?

— Какой номер у моей машины?

— Что?!

— Номер. Номер моей машины вы помните?

— Нет. А почему я должна помнить?

— Потому что вы рядом с ней полчаса стояли. И не запомнили? Вы же на номера смотрели и спрашивали, из Москвы я или нет?

Она молчала.

— Номер вашей «Хонды» Р468ХХ. Портфель вы кладете не на соседнее кресло, а запихиваете между сиденьями. Кстати, непонятно, как вам при этом удается ставить машину на «ручник». Когда вы за рулем, сигарету вы держите в левой руке.

— Господи, — пробормотала она, — как вы все это заметили?!

— Я начинал дальнобойщиком. Если трассу не знаешь, со стоянки лучше не выезжать. Вам как раз со стоянки выезжать нельзя. Вы ничего вокруг не видите, наблюдать не умеете, детали вас не интересуют. Какой из вас сыщик? Что именно вы станете выяснять за эту неделю? Кто из многочисленных родственников ненавидел вашу бабушку больше всех?

— Не знаю, — потерянно сказала она, — я об этом не думала.

— Кто еще упоминается в завещании? К кому перейдут дом и бриллианты в случае смерти нынешних наследников? Вашей, к примеру? Или этой Сони, которая получила ожерелье? Сколько оно может стоить? Тысячу долларов? Две? Десять? Где она станет его хранить, если оно на самом деле чего-то стоит? Кому из ваших так нужны деньги, чтобы из-за этого убить? Вы все это выяснили, обдумали и приняли решение, так?

— Нет, — сказала она. — Не так.

— Не так, — повторил Кирилл, — об этом я и говорю.

И попросил у официанта средиземноморский соус. Он любил озадачивать прислугу.

— Не лезьте вы в это дело, уважаемая госпожа Сотникова. Настя. Ни черта вы ни в чем не разберетесь, только дров наломаете.

— Вы правы, — согласилась она и стала с ожесточением кромсать нежное мясо, — конечно, вы правы.