Тебя попытаются убедить, что это испытание означало твою слабость. Но помни, что на самом деле это – доказательство твоей силы.
Но Роберту было тогда всего двенадцать лет. Его бывшие друзья уже вовсю пользовались рунами, уезжали учиться в Академию – в общем, делали все то, что полагалось любому нормальному подростку из семьи Сумеречных охотников. А он торчал в комнате, позабытый всеми знакомыми и приятелями, внушая своим родным лишь холодную неприязнь и дрожа от ужаса при одной только мысли о новых метках. Перед лицом таких внушительных свидетельств слабости даже Безмолвный Брат не помог Роберту Лайтвуду почувствовать себя сильным.
Прошел почти год, и мальчик уже начинал всерьез опасаться, что вот так он и проживет всю оставшуюся жизнь. Он был Сумеречным охотником – но лишь формально; какой же из него Сумеречный охотник, если он боится собственной метки? По ночам, лежа без сна в темноте, он порой жалел, что его воля оказалась настолько сильной и не позволила ему покинуть этот мир. Это было бы гораздо лучше, чем такая жизнь, которая, как Роберту казалось, его теперь ожидала.
Но потом он подружился с Майклом Вейландом, и все изменилось.
Прежде они почти не общались. Майкл был необычным ребенком. Другие дети не гнали его прочь, но и не принимали в компанию по-настоящему. Майкл то и дело отвлекался и витал в облаках. Его воображение жило причудливой жизнью: например, посреди тренировочного боя он мог внезапно остановиться и начать размышлять о том, откуда у Сумеречных охотников взялись сенсоры и кто изобрел эти странные приборы.
Однажды Майкл пришел в поместье Лайтвудов и спросил, не хочет ли Роберт составить ему компанию на верховой прогулке. Несколько часов они носились верхом по равнинам, а когда вернулись в усадьбу, Вейланд попрощался: «До завтра», – как будто это было совершенно решенное дело. И он действительно пришел на следующий день.
– С тобой интересно, – ответил Майкл, когда Роберт наконец решился спросить, почему он приходит снова и снова.
Так Лайтвуд узнал еще кое-что важное. Майкл Вейланд всегда говорил именно то, что думал, нимало не заботясь о том, тактично это или бестактно.
– Мама заставила меня пообещать, что я не стану спрашивать тебя о том, что с тобой случилось, – добавил он.
– Почему?
– Потому что это было бы грубо. А ты тоже так считаешь? Что это было бы грубо?
Роберт пожал плечами. Никто, даже родители, никогда не спрашивал его о том, что он пережил. И он даже не задумывался почему – и не знал, хотелось ли бы ему слышать такие вопросы. Просто все сложилось именно так.
– Ну, тогда я буду грубым, – заключил Майкл. – Так ты расскажешь мне, что с тобой случилось? На что это было похоже?
Только теперь Роберт осознал, что все это время мучительно хотел излить кому-нибудь душу, даже сам того не подозревая. Оказалось, все, что ему было нужно, – чтобы кто-нибудь задал этот вопрос. И едва это случилось – шлюзы открылись. Роберт говорил, говорил и говорил. А когда замолчал, опасаясь, что и так уже сказал слишком много, Майкл тут же задал очередной вопрос:
– А почему, как ты думаешь, это случилось именно с тобой? Это что-то генетическое? Или просто какая-то часть тебя не предназначена для роли Сумеречного охотника?
Сам того не желая, он всколыхнул самый сильный и самый тайный страх Роберта. |