– А где был ты, пока твоя прекрасная семейка множилась?

– Я вернулся на корабль, подготовил все и опустил судно на дно моря. Я должен был проснуться только тогда, когда человеческая технология разовьется до такой степени, что меня смогут обнаружить и поднять на поверхность. Или когда остальное человечество наткнется на мой крошечный мирок и разбудит меня. Так или иначе, я посчитал, что как раз тогда мне и следует проснуться. Конечно, я даже не предполагал, что пройдет пятнадцать тысячелетий, но я все равно бы поступил по‑своему. Я должен был узнать, нем все кончится.

Лэрд ждал. Но Язон замолк и не говорил ни слова.

– Что и это все? Тогда дай мне час, я запишу твою историю, после чего можешь забирать свою книгу и проваливать на все четыре стороны. И чтоб глаза мои больше тебя не видели.

– Мне очень не хотелось бы расстраивать тебя, Лэрд, но это еще не все. Это лишь конец той части истории, которую мог рассказать тебе я. Остальное тебе во сне расскажет Юстиция.

– Нет! – выкрикнул Лэрд. Он вскочил из‑за стола, опрокидывая его. Чернила разлились по полу. – Хватит с меня этих снов!

Язон поймал его за руку и буквально швырнул обратно на середину комнаты.

– Ты у нас в долгу, неблагодарный, самолюбивый щенок! Юстиция привела тебя домой, пока ты дремал там на лошади. Ты обязан нам жизнью своего отца, – Тогда почему она не может просто изменить меня, сделать так, чтобы я ЗАХОТЕЛ видеть эти ваши сны?

– Мы думали о таком выходе, – вздохнул Язон, – но во‑первых, нам строго‑настрого запрещено прибегать к подобным методам, а во‑вторых, ты можешь слишком измениться. Кроме того, ты же сам сказал, чтобы мы не лезли к тебе в разум. Осталось совсем чуть‑чуть, Лэрд, потому что мы почти закончили. И сны будут уже не такими ясными и четкими, как прежде. Это уже не воспоминания о непосредственном переживании, какими были воспоминания Стипока, которые он передал мне, а я – тебе. Эти истории передавались моей семьей из поколения в поколение, и теперь от них остались лишь отрывки и жалкие кусочки, которые мои потомки сочли достойными запоминания. То, что тебе приснится сегодня ночью, – самое древнее воспоминание из всех. Прошла тысяча лет с тех пор, как я покинул семью. Это рассказ о том, как мои потомки наконец вырвались из тюрьмы на волю.

– Неужели я обязательно должен увидеть это во сне? Я бы с удовольствием выслушал тебя, – сказал Лэрд.

– Это необходимо воспринимать в виде воспоминания. Если я воспользуюсь словами, ты либо не проверишь мне, либо ничего не поймешь.

В дверь постучались. В комнату заглянула Сала.

– Папа проснулся, – оповестила она. – И по‑моему, он ужасно сердится.

Лэрд знал, что спуститься вниз все‑таки придется, однако страшно боялся первой встречи с отцом. «Отец понимает, что я натворил». В его память четко впечатался вид искалеченной отцовской руки, нанизанной на острие сломанной ветви. Он до сих пор ощущал, как топор проникает в плоть и расщепляет кость. «Я это сделал», – молча произнес Лэрд. «Это сделал я», – говорил он себе, спускаясь по лестнице. «Это я тебя искалечил», – повторял он, подходя к кровати, где лежал отец.

– Ты, – прошептал отец. – Говорят, это ты привез меня домой.

Лэрд кивнул.

– Лучше бы бросил меня в лесу – и закончил то, что начал.