Рубя, круша, разрезая, они добрались до двери, куда твари следовали за ними с большой неохотой. Здесь дышать было немного легче. Хоукмун привалился к стене коридора, прислушиваясь к разговору остальных, но не в силах вымолвить ни слова.

– В атаку! В атаку! – приказывал далекий голос. Но больше их никто не атаковал.

– Мне совершенно не нравится этот замок. – Брут из Лашмара рассматривал дыру в своем плаще. – Здесь правит могучая магия.

– Это единственное, что нам и так известно, – сказал Ашнар Рысь, взгляд варвара так и метался из стороны в сторону.

Отто Блендкер, еще один воин из отряда Элрика, утер пот с чернокожего лба.

– Да они трусы, эти чародеи. Сами так и не показались. – Он едва не кричал в голос. – Неужели они настолько омерзительны внешне, что боятся попасться нам на глаза?

Хоукмун понял, что Блендкер говорит это специально для двух чародеев, Агака и Гагак, в надежде спровоцировать их и заставить показаться. Однако ответа не последовало. Скоро они проталкивались дальше по коридорам, которые часто меняли размеры, становясь по временам едва проходимыми. И свет тоже был непостоянным: они то и дело оказывались в полной темноте и брались за руки, чтобы не потеряться.

– Пол постоянно поднимается, – пробормотал Хоукмун, обращаясь к Джону ап-Риссу, который оказался ближе остальных. – Должно быть, мы совсем близко к вершине здания.

Ап-Рисе ничего не ответил. Он стискивал зубы, как будто стараясь сдержать страх.

– Капитан говорил, что чародеи, скорее всего, умеют менять форму, – вспомнил Эмшон из Аризо. – Вероятно, они часто меняются, потому что эти коридоры предназначены для существ самых разных размеров.

Элрик, возглавлявший отряд, сказал:

– Мне уже не терпится повстречаться с этими любителями перемен.

Ашнар Рысь, шагавший за ним, пробурчал:

– Говорили, здесь должны быть сокровища. Я‑то думал рискнуть жизнью ради достойной награды, а здесь нет ничего ценного. – Он потрогал стену. – Даже камня или кирпича. Из чего сделаны эти стены, Элрик?

Хоукмун задавался тем же вопросом и надеялся, что у альбиноса найдется объяснение, однако Элрик покачал головой.

– Для меня это тоже загадка, Ашнар.

Хоукмун услышал, как Элрик резко вдохнул, увидел, как он поднял диковинный тяжелый меч, и тут на них вышел новый противник. У этих тварей были оскаленные красные пасти и оранжевого цвета шерсть, стоящая дыбом. Слюна капала с желтых клыков. Элрик возник первым у них на пути, он глубоко вонзил меч в брюхо зверя, когда тот вцепился в него когтями. Зверь походил на чудовищного бабуина, и удар меча не убил его.

В следующий момент Хоукмун тоже вступил в бой с обезьяной, он нападал, но она отбивала удары, размахивая лапами, и Хоукмун понимал, что у него мало шансов выстоять в одиночку. Он увидел, как Кит Гореносец с решимостью, написанной на меланхоличном лице, позабыв о собственной безопасности, опрометчиво кинулся ему на помощь, размахивая большим мечом. Обезьяна переключила внимание на Гореносца, обрушив на него весь свой вес. Клинок Кита вошел ей в грудь, но клыки сомкнулись на его горле, и в тот же миг из артерии брызнула кровь.

Хоукмун ударил обезьяну под ребра, понимая, что спасать Кита Гореносца слишком поздно – его тело уже оседает на сырой пол. Появился Корум, пронзая тварь с другого бока. Обезьяна зарычала, разворачиваясь к ним, потянулась в их сторону когтистыми лапами. Глаза ее затуманились. Она пошатнулась. И повалилась назад, на тело Гореносца.

Хоукмун не стал ждать следующего нападения, он перепрыгнул через мертвые тела туда, где в лапах еще одной оранжевой обезьяны барахтался барон Готтерин. Зубы щелкнули, срывая кожу с круглого лица.