– Какой хронограф? – переспросил Уоттс.

– С обратным ходом. Кажется, в двадцатые годы, когда он был создан, такие часы называли «возвратными».

– Похоже, вы много про них знаете, – заметила Кори.

Гоуэр пожал плечами:

– Отец умел чинить часовые механизмы. Дед очень дорожил этими часами. Они кучу денег стоят.

Немного помолчав, Кори сообщила:

– Да, мы нашли золотой предмет, но не часы, а крест.

– Крест? – Гоуэр явно удивился, что его предок носил при себе религиозный символ. – Сколько он стоит?

– Мы изучаем этот вопрос.

– Я единственный наследник. Золотой крест принадлежит мне. Вы ведь искали законного владельца? Так это я.

Нора подалась вперед:

– Вы нам очень поможете, если вкратце расскажете об истории вашей семьи и взаимоотношениях между родственниками. Так сказать, опишете генеалогическое древо.

– У моего прадеда – вашего покойника – был один сын, Мерфи Гоуэр. Прабабка ушла от мужа и забрала ребенка с собой в родительский дом, то есть сюда. Мерфи Гоуэр – мой дед. Он унаследовал эту землю и женился на Элизе Хорнер, моей бабушке. У них родился один ребенок – мой отец. Его тоже звали Джесси. Некоторое время он жил в Калифорнии, в Калвер-Сити, а потом вернулся и женился на Милисенте, моей матери. Они купили ранчо под Магдаленой, пытались наладить хозяйство. Я жил там до двенадцати лет. Потом ранчо приказало долго жить, мать ушла, я получил стипендию и уехал учиться в Гарвард, отец умер, и я бросил учебу.

– В Гарвард?! – не удержавшись, выпалила Нора.

– Да, в Гарвард. На полную стипендию. И нечего на меня так удивленно смотреть. Я там учился два года, причем на отлично.

В первый раз на лице Гоуэра проступили какие-то краски: он покраснел от стыда.

– Продолжайте, – велела Кори.

– Потом я уехал в Нью-Йорк, пытался написать книгу, но ничего не получалось. Мне нужны были покой и тишина. Поэтому я вернулся сюда, чтобы трудиться над романом. Я и сейчас над ним работаю.

Пауза.

– Как называется ваш роман? – спросила Кори.

– «С прискорбием».

Все помолчали.

– А что с вами случилось потом? – спросила Кори.

В ее голосе вдруг прозвучали резкие нотки.

Бледное лицо Гоуэра пошло пятнами.

– В каком смысле? Ничего не случилось. Развожу кур, продаю яйца. И пишу роман.

– Десять лет?

Гоуэр заерзал на табурете:

– Джеймс Джойс семнадцать лет писал «Поминки по Финнегану».

Кори наклонилась вперед:

– Я имею в виду, давно ли вы пристрастились к наркотикам?

Гоуэр покраснел от гнева и резко вскочил:

– Убирайтесь отсюда ко всем чертям!

Кори встала. Остальные последовали ее примеру.

– Бросайте эту привычку, или долго не протянете.

– Когда мне отдадут крест? – дрогнувшим голосом спросил Гоуэр.

– Сейчас он нам нужен в качестве улики, а потом вы можете заявить на него свои права по стандартной процедуре. При условии, что вы действительно единственный наследник и что вы к тому моменту будете живы.

Все трое вернулись к машине. Гоуэр стоял на террасе и глядел им вслед.

– Да, сурово вы с ним, – заметил Уоттс.

Он осторожно повесил шляпу на проволочную вешалку и сел за руль. Шериф смотрел на Кори с любопытством, и Нора тоже. Подобные вспышки были нехарактерны для агента Свенсон.

– Поступил в Гарвард – и так низко скатился? – с возмущением произнесла Кори.