– Вот это? – я постучал по фото, пытаясь быть вежливым.

– Ну ты что! Вот! – Бартек тыкнул пальцем куда-то вбок, в размытое пятно рядом с моим. – Чудо! Вот, вот эта фасолька! У нас пять недель, представляешь?!!

– Шесть, – поправила Аська и сложила руки на животе так, будто была на девятом месяце беременности.

– Но врач сказала, что… – попытался возразить Бартек.

– Врач может ошибиться, а мать никогда, – заявила Аська, и Бартек пристыженно смолк.

Неужели это начинается так рано? На пятой неделе?

* * *

Мир интересно устроен.

Люди добрые, спасите-помогите.

По сравнению с этими размазанными пятнами альбомчик моей матери казался мне теперь забавным недоразумением. Хотя… когда я вспоминал «а вот мой Букашка с трусиками на голове!» – мне самому хотелось стать зиготой, особенно на людях. А тут пятна, пятнышки и фасольки, фасолька с отростками, пятно с ножками, что-то вроде кляксы. Темные, кстати.

А может быть, на самом деле отец ребенка – Джордж, с которым Аська дружит, когда-то негр, а теперь афро-американец? Классный парень, профессор из Миннесоты – они там профессорами становятся уже в тридцать лет, это у нас тебе сначала должно исполниться шестьдесят, чтобы тебе позволили на это звание претендовать. Потому что это гарантия, что мужик уже никуда не денется.

А там нет, там знаний хватает. Такая уж страна.

* * *

– Такая сладкая, правда?

– Сладкая?!!

– Я чувствую, что это девочка, – сказала совершенно серьезно Аська и погладила себя по абсолютно плоскому животу. – Мать всегда чувствует.

Бартек начал вспоминать, что они уже три года мечтали о ребенке, и так радовался, рассказывал, что это для них такой счастливый день, – у меня даже сложилось впечатление, что именно беременность они решили преподнести мне в качестве подарка на день рождения.

А потом они ушли, и мы остались вчетвером.

И это было самое классное.

Человек не должен изображать из себя то, чем он на самом деле не является, не должен притворяться кем-то. Иногда трудно потом вернуться к самому себе.

Это был точно самый лучший мой день рождения.

Я не очень помню, что было дальше…

Ретроспектива

Я проснулся, страдая дичайшим похмельем, совершенно одетый, укрытый одеялом. Толстый спал на диване в большой комнате, развалившись, голый, чуть прикрытый пледом, который мы долго искали под утро и который в конце концов, после того как перевернули дом вверх ногами, нашли на моей постели.

Я тихонько проскользнул на кухню, чтобы найти чего-нибудь холодненького попить, а потом, с литровой бутылкой минералки в руках, залез в ванну.

Горячая ванна вернула меня к жизни.

Толстого я согнал с дивана около часа дня, он вызвал такси и уехал домой, а я решил не делать ничего.

Совсем ничего.

Отдыхать.

Как человек, который только что начал тридцать третий год своей жизни, – ведь это время для рефлексии. Я включил себе «Евроспорт», бегают ребята по травке, но мне даже следить за ними глазами не хочется.