Он действительно немало потрудился при создании Палача.
Я встал и сходил за кофейником. Не то, чтобы я страшно захотел опрокинуть чашечку как раз сейчас. Но я услышал знакомое имя: мне пришлось в свое время поработать с Дэвидом Фентрисом. И он некоторое время участвовал в космической программе.
Около пятнадцати лет тому назад Дэйв был связан с проектом Центрального банка данных - именно тогда мы и познакомились. И хотя у многих из нас заметно изменялись взгляды на свою работу по мере того, как мы добивались все большего и большего прогресса, Дэйв все оставался по-прежнему неукротимым энтузиастом. Жилистый, с седыми коротко подстриженными волосами, сероглазый, в очках с роговой оправой и тяжелыми стеклами, постоянно колеблющийся между рассеянностью и взведенностью, стремительностью, он имел привычку выражаться полусформулированными мыслями на бегу, так что вы могли начать думать о нем, как о представителе той породы людей, которые добрались до поста с небольшой властью за счет подкупа и интриг. Тем не менее, если вы подольше присматривались к нему, мнение ваше изменилось бы - он умел прогонять рассеянность и жестко брать себя в руки. К тому времени, когда он заканчивал дело, вы весьма недоумевали, как это не смогли разглядеть всего этого давным-давно и почему парень вроде него до сих пор находится на такой незначительной должности. А еще позже вас могло поразить то, каким печальным кажется он в то время, когда не пылает энтузиазмом насчет чего-нибудь. Сила духа его была чересчур высока для небольших проектов, в то время как значительные предприятия нуждались в ком-то более хладнокровном. Так что меня не удивило, что выше консультанта он так и не поднялся.
Больше всего меня занимало теперь, конечно, то, помнит ли он меня.
Правда, внешне я изменился, личность стала более зрелой (во всяком случае, я на это надеялся), поменялись и привычки. Но хватит ли этих перемен, если в ходе расследования придется столкнуться с ним? Мозг, прятавшийся за очками в роговой оправе, был способен много чего сделать даже с более ничтожными данными.
- Где он живет? - спросил я.
- В Мемфисе... А в чем дело?
- Просто пытаюсь выстроить географическую карту, - пояснил я.
- А сенатор Брокден в Вашингтоне?
- Нет. Он вернулся в Висконсин и сейчас забился в берлогу в северной части штата. С ним четверо моих парней.
- Понятно.
Я сварил еще кофе и уселся снова. Мне вообще не нравилось это дело, и я решил не браться за него. Хотя мне и не нравилась необходимость сказать Дону решительное "нет". Его поручения стали важной частью моей жизни, а это было не просто работой для ног. Оно было для него, очевидно, важным, и Дону хотелось, чтобы я взялся за него. Я решил поискать лазейку, найти какой-нибудь способ свести дело к какому-то подобию работы телохранителя в процессе развития расследования.
- Кажется весьма своеобразным, - заметил я, - что Брокден единственный, кто боится своего детища.
- Да.
- ...И что он не называет причин этого.
- Верно.
- Плюс его состояние и то, что доктор сказал о влиянии его состояния на его разум.
- У меня нет сомнений, что он невротик, - сказал Дон. - Погляди на это.
Он дотянулся до пальто и вытащил пачку бумаг. Порывшись в них, он извлек единственный лист, который предал мне.
Это был обрывок бланка Конгресса, судя по тексту сверху, а на нем было нацарапано послание.
"Дон, - гласило послание, - мне нужно увидеть тебя. |