Значит, придется все-таки идти в лес и заколоть грокона. Его не испугаешь, не прогонишь — хитер, умен, да чересчур упрям и яростен… И силу свою сознает, ни огня не боится, ни криков, и ему наплевать на ментальный приказ. Говорят, эливенеры с юга способны повелевать любыми живыми тварями, хоть снаперами, хоть длиннорылами и кабанами, но он, пер Струба, мощи такой не имеет. И никому, ни в Республике Метс, ни в Союзе Атви, с делом таким не справиться, даже святым отцам из Совета Аббатств… Чего уж о нем говорить, о простом священнике-управителе?.. Ему без копья и стрел с гроконом не совладать — все одно, что грозовую тучу разгонять зажженным веником. И глупо, и бесполезно. Да и опасно.

Пер Струба наморщил лоб, хмыкнул и, прихрамывая, быстрым шагом двинулся к окованным железными полосами воротам — поднимать вторую смену караульных, что дремали сейчас в надвратной башне.

Около десятка охотников проскользнули сквозь маленькую калитку в воротах и растворились в темноте. Поймать грокона ночью — не так тяжело. Свинья плохо видит в темноте, в основном полагаясь на обоняние. Охотники тщательно вымазались корнями болотного чеснока, постаравшись отбить запах. Конечно, такая уловка не собьет зверюгу с толка, но возможно позволит подкрасться хоть немного ближе.

Струба раскинул над охотниками телепатическую сеть, связав их воедино. Теперь каждый видел и слышал все, что чувствовал другой, знал, где он находится и главное, они могли действовать одновременно, не произнося ничего вслух.

Грокон ощутил неладное ярдов за сорок. Тяжело всхрапнув, кабан поднял налитые кровью глаза. Широкие ноздри раздулись, втягивая новый, неуместный в сухом тайге запах. Последний раз копнув землю, грокон развернулся и подозрительно огляделся. Шерсть на жирном загривке встала дыбом, из приоткрытой пасти на землю капала грязная слюна. Негромко хрюкнув, кабан отбежал на несколько ярдов от дерева, а потом, затрубив как во время гона, кинулся в поросший кустарником лес.

Первый охотник успел отскочить, метнув копье в покрытый грязью бок. Оружие пробило шкуру и засело в ране, покачиваясь из стороны в сторону. Грокон, который в холке был выше среднего человека и весил около тонны, даже не заметил ранения. Стоптав колючий куст розарии, кабан кинулся на второго охотника. На таком расстоянии даже подслеповатые глазки грокона видели человеческую фигуру.

Охотник выставил вперед длинное копье, уперевшись древком в корень. Кабан, не успев остановиться, налетел на острие. Бронзовый наконечник пробил шкуру, раздвинул ребра, глубоко ушел в живое мясо. В последнем усилии грокон дотянулся до человека, поддел желтым клыком. Яростно трубя, вздернул голову вверх. Охотник, отлетел на несколько ярдов, ударившись о шершавый сосновый ствол, медленно сполз. Из распоротого живота потекла кровь. Раненый вепрь сделал несколько шагов, качнулся и упал. Жилистые ноги дернулись, затем вытянулись в судороге и безвольно опали. Грокон умер.

Кто-то подбежал к раненому. Его подняли, завернув в плащ, понесли в поселок. Трое оставшихся снимали со свиньи шкуру. Еще трое стояли под явором, рассматривая голого человека.

Незнакомец, скрючившийся в развилке, тем временем пришел в себя. Его желтоватое, слегка приплюснутое лицо с раскосыми глазами совсем не походило на лицо настоящего метса.

— Спускайся! — произнес на батви один из охотников.

Жаргоном торговцев пользовались во всем мире.