Он тщательно, по всем канонам, выстроил свое новое безупречное существование и не позволял ни одной трещинке появиться в этих канонах. Мысль об исполненном долге, согревала в часы уныния, ведь в конце концов именно долг превыше всего и он есть у каждого. Но жизнь оказалась упрямой, как и память, вырываясь из заданных рамок…

Как и Дамон, всегда находившийся вне всяких рамок и ограничений. Видеть его живым и вполне благополучным, окруженным семьей, друзьями — было оскорблением самому мирозданию!! Как он смеет быть счастливым, разрушив все, до чего смог дотянуться?!

Это не правда, это игра! Очередная его черная извращенная игра, как и тогда, сотни лет назад…

Но черные глаза смотрели на него с усталой грустью и сожалением. И робко закрадывалось ощущение, что когда-то давно нечто важное было не замечено, не понято и утрачено навсегда. Что-то, важнее чего действительно нет…

— Лучше бы ты меня убил, — признал Ориэнн вар Видар, но услышать его было некому.

Диниэр так и заснул на середине дороги, доверчиво прильнув к плечу темного мага: организм сказал свое веское слово, и беспамятство перешло в крепкий восстанавливающий сон, как только внешние чувства сделали вывод о безопасности. Он не проснулся ни когда его избавляли от обуви и остатков одежды в грязи и ссохшейся крови, ни когда укладывали в настоящую постель, а волшебница затягивала глубокие порезы на плечах и груди невольно бледнея: в камере замка Маур Рузанна не разглядывала узника подробно, и теперь при виде шрамов лишь только кусала губы, представляя как ЭТО выглядело, когда раны были свежими. Тут и лучший целитель в одиночку бы не справился, а Фейт отвоевал эльфенка у смерти без всяких чар, практически на одних знаниях и упорстве!

Со временем рубцы сгладятся, тем более что Динэ все-таки не человек, однако даже у нелюдей раны душевные не заживают запросто и нет ничего приятного в том, чтобы снова и снова просыпаться от собственных криков.

Диниэр взметнулся на постели, путаясь в прилипшей к телу, влажной от пота материи… и почти немедленно ощутил поддержку знакомых надежных рук. С трудом переводя дыхание, он вцепился в них со всей силы, уткнулся лбом в твердое плечо севшего рядом мага, и затих, изредка вздрагивая.

— Шш-ш-ш, — на виски легли тонкие прохладные пальцы. Дамон не вторгался в его сознание, хотя эльфенок сейчас не протестовал, наоборот ища у него защиты. Теплый голос мягко шептал, успокаивая и убаюкивая, — Не сопротивляйся, я помогу… Верь!

Я верю!! — хотелось кричать, но вместо того Диниэр прерывисто выдохнул, как после долгого плача, и тихо признался:

— Мне снилось, что отец вернулся, чтобы меня убить…

Слова прозвучали невнятно, и их едва можно было разобрать, но Дамон его расслышал, сердце предательски дернулось. В самом деле, что было бы не поверни он за Динэ? Ориэн… отпустил бы его? Или прождав напрасно, развернулся бы и ушел? Или добил бы сам в пародии на милосердие… Боль подкатывала так же неумолимо, как волна к ногам самоубийцы: Тьма, что же может сделать с нами время и мы сами!!

— Диниэр… Прости меня, — хотя бы кому-то это сказать следует, пока еще тоже не стало поздно.

— За что? — юноша удивленно отстранился, потом решительно затряс головой, — Никто еще не делал для меня так много!

— За то, что у тебя не осталось выбора.

Динэ надолго замолчал, поднявшись и отойдя к окну.

— Почему же? Как раз благодаря вам он у меня появился, — медленно возразил он, упорно вглядываясь в ночной дворик постоялого двора, — И вы помогли понять, что стоит выбирать… К тому же, вы столько раз спасали мне жизнь, что она по всем законам принадлежит вам!

— Мне она не нужна, — Дамон с грустной улыбкой покачал головой, — Твоя жизнь нужна тебе.